Jimi Tramp
Feb. 7th, 2008 04:04 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
beloebezmozgloeЗдесь довольно многабукав - не думаю, что может быть интересно широкому кругу. Воспоминания для себя, в общем-то.
Это довольно долгая (для меня) история. Длительность ее не столько временнАя, сколько кажется таковой из-за своего для меня значения. Она о человеке, повернувшем мое сознание на очень большое количество градусов. На каждого из нас в жизни оказывают влияние очень и очень многие люди. Влияние одних, как например, родителей или школы, очень растянуто по времени и весьма фундаментально (речь не о качестве влияния, положительном или отрицательном, а о том, насколько оно в дальнейшем определяет мировоззрение, отношение к разным явлениям жизни), других - сжато, но в этом случае оно может быть только заметнее. Большее влияние на меня, чем у человека, о котором хочу написать, оказала только встреча с будущей женой и приход в Церковь. Это сложно сравнивать, на самом деле, столь разноплановые вещи, сложно объяснить ощущения, но это так.
Начало практически любой истории определить всегда трудно. Если смотришь в прошлое, то видишь цепочку, уходящую все вглубь и вглубь - измени одно звено, и все бы могло быть по другому. История моего знакомства с Jimi - это одна из историй, в которых я явно ощущаю действие Промысла Божия в моей личной судьбе. Опять же, это действие я четко прослеживаю и в устроении моей семьи, и в моем воцерковлении.
Ну ладно, надо же с чего-то начать, в конце концов. Начнем с того, что неким весенним днем меня забрали в армию. Вообще-то, положено говорить более благожелательно, торжественно - "призвали", но так никто не говорил в то время (думаю, и сейчас не очень говорят - слишком уж немногие верят в слова о "почетной обязанности", о реальности "долга перед народом", "интернационального долга" и пр. Если кто и верит, то уж точно не призывники). Все употребляли слово "забрать". В тюрьму - "сажали", в армию - "забирали". Тот, кто хотел, видел в этом всякие разные смысловые оттенки, я - нет. Вообще, как я потом сформулировал, я относился к этому событию (службе в СА), как к стихийному бедствию - неприятно, опасно, но сделать с этим ничего нельзя, надо как-то постараться пережить. Что я и делал. И вокруг все делали то же самое. За два года я не встретил ни одного человека (среди "срочников", об офицерах разговор отдельный), который бы пришел в войска именно "служить" (не важно, кому и чему). К данной истории имеет отношение то, что я успел за год-два до призыва (точнее - 2,5) немного прикоснуться к рок-музыке. Чуть-чуть, совсем поверхностно. Плюс - был довольно начитан в сравнении со многими ровесниками из нашего рабочего городка. Это позволяло в трудных (прежде всего, психологически)армейских условиях сохранять внутри себя некую небольшую область, по которой окружающая действительность не могла пройти своим кЕрзовым сапогом (правильно - "кИрзовым", но так, опять же, никто не говорил). Область свободы. Первый (не слишком веселый, как водится, но хотя бы без трагедий) год моей службы прошел на территории Северной Моравии (тогда - Чехословакия, а сейчас и не знаю), как раз тогда, когда там произошла "бархатная революция", в результате которой через довольно короткое время наш полк вместе с прочими группами войск покинул пределы ставшей недружелюбной державы. Встретил же нас город Горький, который чуть позже стал Нижним Новгородом. На новом месте в одном казарменном помещении были размещены два слегка конкурирующих внутри полка подразделения - БУ (батарея управления, в ней служил я) и БАР (батарея артиллерийской разведки). В БАРе служил некий хлопец, одним призывом старше меня, про которого помню только, что звали его Славой (Вячеслав). Кличка его была Цыпа из-за некоторых особенностей внешности. Он неплохо играл на гитаре (уровень - "для друзей"), причем часть его репертуара песекалась с моими тогдашними музыкальными интересами. Я играть не умел ни разу, зато знал на память немало текстов, что и привело к тому, что через короткое время во время цыпиных внутриказарменных мини-шоу для избранных я стал ему подпевать. Надо заметить, петь тогда я также не умел (да и сейчас почти не умею), но как-то, видимо, попадал в нужные ноты, так что ни он, ни кто другой, ни разу не попросил меня заткнуться и не портить номер (а в мужских коллективах, не обремененных излишним культурным уровнем членов, вроде солдатских, это запросто; иногда для убедительности можно и в зубы добавить). Большой симпатии между нами не возникло в силу разных причин, но я был замечен. Однажды он сам (!) подошел ко мне и рассказал, что в штабе дивизии (!) периодически бывают этакие ночные посиделки из "наших" людей, и там есть некий человек, у которого, вроде бы, близкие моим интересы, он, короче, хочет познакомиться, и все такое. Я озадаченно сказал: "Ага". Через день после ужина мы отправились в указанное место. До этого штаб дивизии у меня ассоциировался исключительно с военным командованием, т.е. был потенциальным источником всяческих неприятностей. В тот вечер все изменилось. Цыпа вел меня какими-то коридорами к знакомой ему дверке. Заветная дверь открывалась в небольшую каморку площадью где-то 2х1,5 м. Зрелище было - что надо. С двух сторон в этой полупустующей каптерке были устроены металлические стеллажи, так что проход был шириной почти ровно в дверь, около 90 см. У окна в торце стоял небольшой письменный стол. Сколько оставалось свободного пространства, думаю, понятно. В тот момент в помещении было человек, кажется, шесть плюс две гитары, бас и очень весело. Цыпа указал поверх голов в сторону окна: "Вот он", и переключился на коллектив, где его явно ждали. Дальше память ведет себя странным образом - как будто все вообще исчезло (на самом же деле было довольно шумно), только я и указанный мне человек. Первое впечатление - небольшого (сравнительно со мной) роста, почему-то в "парадке" (парадная форма одежды). В пустоте вокруг нас (так я это помню) мы ведем более, чем странный диалог. "Jimi Hendrix!" - говорит он осторожно, складывая пальцы "козой". "Rolling Stones!" - ответствую я. "Janis Joplin!" - говорит он уже увереннее. "Doors!" - подтверждаю я. На самом деле, вероятно, все же было сказано что-то не совсем уж такое. Во всяком случае, Doors я услышал позднее, скорее уж мог сказать: "Beatles", но память сохранила этот диалог именно таким. Странная штука - память... Так я познакомился с человеком, паспортное имя которого оставлю за скобками рассказа. Тем более, что в общении мы паспортных имен не употребляли. Если кому это удивительно, можно вспомнить старую-престарую умкину песню "Дети цветов" - многое в ней очень верно схвачено. Хотя с отрицательными моментами неформальных тусовок я лично практически не сталкивался. Дык вот, значит. Jimi Tramp, так он звался. То, что возникло в короткое время между нами, очень трудно описать. Более всего к этому подходят слова: "Они нашли друг друга". На тусовках в той самой каморке я был, кажется, еще раза два (здесь память тоже не с лучшей стороны себя демонстрирует), был ли он - не знаю. Кажется, он там тоже не был "своим в доску". Через короткое же время бОльшая часть компании дембельнулась, и мы остались двое. Нет, помню, был еще один хлопец, барабанщик, под именем Nick Randol, упражнявшийся в своем искусстве на мешочках с песком, но как-то мое общение с ним было постольку-поскольку. Не то дело с Jimi. Приглашать его к себе в казарму было совершенно неуместно, поэтому к нему всегда ходил я. В штаб дивизии, где он был, кажется, писарем у какого-то майора. Не знаю даже, был ли он приписан к какому-то полку нашего гарнизона (вероятно, был), у меня почему-то было впечатление, что он так и живет в этом штабе (думаю, в этом была немалая доля правды). Как-то мы созванивались (не по мобильнику, о которых тогда и не слыхивали, по обычной внутригарнизонной сети), и я шел в штаб дивизии. Каждый такой поход был глотком невероятной свободы. Jimi оказался гитаристом с некоторым опытом игры в небольших командах (запомнилось название одной из них - "Запасной вариант"), но главное - чрезвычайно рок'н'ролльного мышления. Я бы даже сказал, специфически рок'н'ролльного. Музыкальные интересы его (а он планировал тогда свою жизнь по увольнении связать именно с этой сферой) были значительно шире моих, и мое развитие в этой области проходило под его влиянием еще лет 6-7. Гитары у Jimi не было, зато был удолбанный проигрыватель. На дворе затихали ветры перестройки, уже почти ничего не было в магазинах, но зато на самых еще вдоль и поперек советских пластиночных заводах уже вовсю печатали то, чего народ был лишен (в силу "идеологической невыдержанности") в предыдущие 35-40 лет. Соответственно, у моего нового друга что-то периодически появлялось из того, что было доступно в богоспасаемом Нижнем Новгороде. Совместное слушание музыки было делом не просто важным, а почти мистическим. Казалось бы, что такого - поставили пластинку, посидели почти молча, послушали... Но это внешне. Внутренне же было все очень активно, происходила огромная работа, душевное действие развивалось, достигало апогея, утихало, потом опять... Душа просто раскрывалась, чувствовала себя удивительным образом живой, другого слова у меня нет для описания этого состояния. Особенно это было значимо на фоне армейской атмосферы (кто служил - знает, что это такое). Помнится, когда Jimi притащил второй сборник ранних вещей Rolling Stones ("Lady Jane"), у меня к песне Under my thumb на глазах были самые настоящие слезы. Моя приверженность par exellence музыке 60-х пошла именно оттуда, Jimi сумел каким-то образом (специально он ничего такого не делал) раскрыть для меня ее внутреннюю глубину и красоту. Он же приохотил меня к блюзам, немного - к джазу, особенно раннему. Многие имена я услышал от него впервые и после увольнения продолжал открывать для себя все новые жемчужины рок-культуры. Как я говорил, это влияние продолжалось еще несколько лет. Причем, надо понимать, что Jimi не читал мне каких-то лекций, ничего подобного. Мне кажется, он был для моего внутреннего мира неким катализатором, одно присутствие которого давало нужный эффект.
Он же открыл для меня гарнизонную библиотеку, в которой было немало значимых для меня вещей. Из того, что помню - я перечитал (в 30-й, наверное, раз) оказавшийся там "закатный роман" Булгакова, частью читал Плутарха, целиком "Божественную комедию" Дантэ, какие-то английские сказки, крупные вещи Честертона, и главное - Толкиен. История была такова. Придя однажды в заветный кабинет, я увидел, что мой новый друг делает какие-то выписки из лежащей перед ним книги в тетрадку, что-то при этом самому себе довольно эмоционально приговаривая. Поинтересовавшись, что его так взволновало, он сказал примерно следующее: "Тут гад один, блин, тако-ое устроил!..." (гадом впоследствии оказался Саурон). Для тех, кто не в теме - первую часть "Властелина колец" под названием "Хранители" издавали (с некоторыми сокращениями, как было написано) в 1982 и 1984 годах. Дальнейшее издание в силу идеологической невыдержанности произведения не состоялось до падения коммунистического монстра. Издание 84-го года Jimi и читал. После сдачи им книги в библиотеку следующим ее взял я. Мир Толкиена распахнулся передо мной во всей своей красе и силе и захватил мое сознание. Результатом стало написание мною большого стихотворного произведения (практически, поэмы, хи-хи; слава Богу, ни один из известных мне списков не сохранился). Jimi был впечатлен, меня грели лучи тщеславия. С этого, кажется, началось наше, если можно так назвать, совместное творчество. Мы как-то внутренне весьма тяготели в какой-то неясной для нас самих мистике (Толкиен здесь был прекрасным подспорьем), о христианстве знали то, что нам рассказывали в советской школе (т.е. ничего хорошего и определенного), поэтому нас все время неудержимо несло в сторону богоборчества - единственное, что остается в такой ситуации. Если Бога нет, то Его место неизбежно занимает дьявол. И хотя для нас наше дьяволопоклонство было все-таки игрой (никто в его существование по-настоящему не верил), потом все это было поводом для покаяния с моей стороны, поэтому о дальнейшем развитии этой линии умолчу.
Пару раз мы ходили вместе в увольнение. Для него, похоже, увольнения не составляли никакой проблемы. В отличие от меня. В то время в Нижнем Новгороде был открыт свой "арбат" - пешеходная улица им. Свердлова. На каждом углу были видеозалы, в центре улицы плясали под барабанчики новообращенные кришнаиты (однажды они спасли меня от патруля), деньги стремительно дешевели, полки магазинов еще стремительнее пустели... Ветер свободы начинал задувать в стране все сильнее. В одно из наших совместных увольнений мы смотрели в кинотеатре "Такси-блюз". До сих пор считаю этот фильм лучшим из того, что было снято в эпоху перестройки (фильмы Данелии того периода не в счет). Просто потрясающая игра, сюжет, характеры (ни одного положительного, но очень жизненные)... Даже "Остров", в какой-то степени, не превзошел его. В фойе кинотеатра, где мы это дело смотрели, был небольшой книжный лоток. В самом начале 91-го года, заглянув туда, я увидел небольшую синенькую книжку - вышла вторая часть "Властелина колец". Стоила она каких-то невероятных, по солдатским меркам, денег, кажется, рублей 70 (солдатская "получка" равнялась 7 руб.), но я понимал - сейчас, или никогда. Не было никаких гарантий, что эта книга вообще будет еще издана, или хотя бы станет доступна. Чесслово, совершенно не помню, где я достал нужную сумму, кажется, занял у одного из офицеров. Источник дохода у меня, в принципе, был - за небольшие деньги (5-10 руб.) я украшал тела желающих сослуживцев татуировками (научился этому там же, в армии; машинки были самодельными, из бритв, тушь обычная, канцелярская, самыми популярными сюжетами были лев с чешского герба, орел с раскинутыми крыльями и голова блондинки почему-то в кивере), так что отдать долг удалось довольно быстро. Я успел в один день вернуться из центра города в наш сормовский гарнизон, занять денег, слетать опять в центр и купить книгу. Разумеется, экземпляр на витрине был последний. Сокровище свое я нес под шинелью с величайшим благоговением. Так и ни разу не заглянул внутрь. У меня возник план, осуществленный на следующий же день - книгу я подарил Jimi. Так что он прочитал ее первым. Потом, конечно, прочитал ее и я, причем ровно за одну ночь - команда: "Подъем" прозвучала в момент закрытия мною задней обложки и произнесения нескольких весьма крепких выражений. Эмоции, переполнявшие меня в тот момент были бурны и трудновыразимы. Прежде всего - по поводу только что прочитанного (помните, чем кончаются "Две твердыни"? Выверт сюжета, никак не ожидаемый по ходу чтения: "Фродо был жив, и живым попал в руки врага"), потом - горькое ощущение, что продолжения нам ждать и ждать, если оно вообще будет (и действительно, "Возвращение короля" было опубликовано только после августовского путча), досада по поводу того, что поспать так и не удалось (я, вообще-то, не собирался так засиживаться - день впереди обещал быть не самым легким), и многое прочее. Больше всего же душа моя стремилась поделиться с тем единственным, кто мог меня понять. Впрочем, это было невозможно в тот момент - солдаты собой не очень располагают. Но к ближайшей нашей встрече я уже был готов вывалить на голову Jimi всю массу своих переживаний. Как, впрочем, и он на мою - в материале он никогда не испытывал недостатка...
Еще одним большим совместным переживанием был следующий случай. В некий день мой друг сообщил, что на следующий вечер он собирается на обещающий быть потрясающим сейшн, не пойду ли и я? Н-да... А что там будет, спросил я довольно безнадежно. Тут он мне вывалил кучу информации. Оказывается, есть такой хлопец, Чимо Тебар (испанец, кажется, надеюсь, я правильно транскрибирую его имя), восходящая тогда в Европе звезда джазовой гитары. Дык вот, он приехал в (все еще) СССР с концертами - по три дня в Москве и Питере и два дня в Нижнем. Jimi уже обзавелся билетом, но, если я поеду, он надеется как-нибудь и меня провести. Такая вот история... Мало того, что это был будний день, когда увольнения давались весьма неохотно, дык мы еще собирались всей батареей заступить в наряд по столовой. Т.е. никаких шансов. Но сила убедительности Jimi была невероятна, и я пошел к комбату. "Товарищ старший лейтенант! Разрешите обратиться! Можно ... (большая пауза) можно мне сегодня вечером в увольнение? Тут..." - и я понес выкладывать информацию про концерт Чимо Тебара и прочее. До сих пор помню лицо старлея... Сам он ни разу не проявлял хоть какого-то интереса к музыке, но, наверное, что-то было такое в моих глазах... В общем, он дал мне увольнительную. При том, что я с уверенностью говорил, что до отбоя могу не вернуться. Мировой мужик! Мне вообще с комбатами повезло, и с первым, и со вторым, от обоих осталась очень хорошая память. Во всех моих увольнениях была одна особенность - у меня не было парадки, она была благопо учно пропита в числе многого прочего при выезде из Чехословакии сопровождавшими товарный вагон лицами воинского звания, и подобрать новую на мой рост не смогли. Поэтому во все увольнения я ходил в повседневной форме, в нарушение всех уставов, и являлся потенциальной жертвой патруля. Слава Богу, ни разу не попался. Вот и в этот вечер я отправился в таком виде на концерт. На КПП на нас с Jimi посмотрели весьса подозрительно (уже темнело), но недопитая бутылка под столом привлекала дежурного офицера больше, чем перспектива разбираться с нашими правами, и мы были выпущены. Ехать пришлось далеко, на другой конец города, больше часа, мне кажется. К нужному ДК мы прибыли за полчаса до концерта. Вошли в фойе. Здесь я понял, что попал в самый что ни на есть цвет нижегородского общества. Город был явно не избалован посещением зарубежных артистов, поэтому собрались все те, кто хоть что-то смыслил в музыке, независимо от вкусов и предпочтений. Как ни странно, билеты еще были - в фойе стоял столик, за ним девушка. И тут выяснилось, что у нас нет денег. По трагическому стечению обстоятельств мы оба не захватили НИЧЕГО. И вот мы сто перед этим самым столиком (девушка смотрит на нас с трагическим сочувствием; похоже, она пустила бы и так, да боится начальства), роемся в карманах (с трудом наскребли 2 рубля мелочью, а билет стоит 5 руб.), растеряно смотрим друг на друга, а затем Jimi говорит, протягивая мне билет: "Иди ты". Я протестую. Поры благородства был силен у обоих, аргументы тоже имелись. Его - он сходит на завтрашний концерт, а мне непременно нужно посмотреть на это самому. Мои - я в джазе почти ничего не понимаю, да и добраться до гарнизона ночью один не смогу. Неизвестно, кто бы кого переубедил, но тут Господь подал нам руку помощи с совсем неожиданной стороны. Сзади подошла парочка в обнимку, взяла два билета, а потом мужчина вытащил из бумажника ПОСЛЕДНЮЮ трешку (я лично видел) и протягивает нам: "Идите, ребята!" На наше ошарашенное молчание и слабые отрицательные жесты он добавил: "Я ж вижу, свои люди, надо же помогать друг другу". В общем, мы вошли в зал. Мы были единственными людьми в форме в этом помещении. Впрочем, никто на это внимания не обратил. Концерт же был действительно потрясающим! Тебар демонстрировал необыкновенное мастерство во множестве джазовых стилей и околоджазовых течений, это была какая-то феерия звука, задора и уж не знаю, чего еще. Совершенно незабываемое впечатление. В первом ряду сидел весьма колоритный дедушка - с совершенно седой бородой почти до живота, в валенках, с суковатой палкой-клюкой (впрочем, во всем этом был какой-то налет неуловимой неформальности; чувствовалось, что он так выглядит не потому, что он беден, а скорее уж наоборот, если на то пошло). Так вот, этот дед к середине концерта уже вместе со всем залом топал своими валенками, свистел, сунув пальцы в рот, и стучал своей клюкой об пол, выражая полнейшее одобрение вытворяемому музыкантами на сцене. В общем, за такой вечер не грех было и на "губу" отправиться, если что. Когда концерт кончился, народ, возбужденно переговариваясь, стал выходить из зала, а я говорю Jimi: "Пойдем за авторгафами!" Не то, чтобы это было как-то нужно, но в качестве продолжения чудесного вечера годилось более чем. Опыт авторгафособирательства у меня уже некоторый был, так что я довольно уверенно потащил Jimi за кулисы вослед удаляющимся по коридору музыкантам. Никто нас и не подумал остановить. Однако через десяток шагов стало понятно, что мы оказались в довольно дурацкой ситуации - музыканты, разговаривая на совершенно незнакомом языке, идут впереди и нас просто не замечают, а как привлечешь их внимание без знания нужных слов? Впрочем, теплилась слабая надежда, что кто-нибудь из европейцев может знать английский... Я сам его знаю крайне слабо, но в тот момент я об этом не думал, тем более, что психика моя была весьма расшатана услышанным на концерте. "Мистер Тебар!" - окликнул я довольно громко. Музыканты остановились и весьма заинтересованно на нас уставились. И в этот момент последние шлюзы моей психики рухнули (кто помнит песню Led Zeppelin "Когда рухнет плотина", тот поймет, что я имею в виду, гармония песни это хорошо выражает), и из меня полился просто какой-то англоязычный поток, состоящий сплошь из превосходных форм и восклицаний It was so wanderfull, it was so beutefull!, и пр. Я и сам не знаю, как я это смог выговорить, говорю - плотина рухнула. Тебар мгновенно покраснел как девушка и стал отнекиваться и делать протестующие жесты, а Jimi стоял и слушал, раскрыв рот - он явно не ожидал от меня такого извержения. Я, впрочем, тоже. Однако, через некоторое время я замолк сам собой - кончился воздух в легких. Чимо же во время этой паузы пристально посмотрел на нас обоих (мы оба в форме, но - в разной), увидел на груди у моего друга какой-то значок, которыми дембеля во множестве украшали себя (чаще всего - не заслужено, а за большие деньги), и вдруг громко воскликнул, тыча в значок пальцем: "О-оо!!! Lenin!!!" - "Yes! Lenin!" - радостно закричал в ответ, а остальные музыканты что-то залопотали. Еще раз окинув нас взглядом, Тебар с некоторым трудом (видимо, английский мы знали приблизительно на одном уровне, что облегчало общение) выговорил: "Soviet Army?" - "Ye-es!" - завопили мы дружно. Тебар широко улыбнулся, а я попытался втереть ему нашу просьбу об автографах. Недостаток лексики щедро компенсировался языком жестов. Тебар понял, заулыбался еще шире и со словами: "Little present for you" приобнял нас и повел вместе со всеми в комнатку, где они переодевались. Что-то он говорил на ходу, но моего понимания здесь уже не хватило. В гримерке он из дипломата извлек несколько программок (на испанском - или все же португальском? не знаю), собрал автографы у всех членов команды и вручил нам. За сим мы очень тепло попрощались, угостились импортной сигареткой (я тогда еще курил) - очень специфический вкус - и отправились обратно, к месту несения нашей службы агонизирующему государству. Самое смешное, что перед КПП (по ТУ его сторону, внешнюю) мы столкнулись с моим командиром полка. Подполковник Уловистов выбегал из гарнизона, источая громкий мат и запах алкоголя, время было без пяти минут вечерняя поверка, спрятаться было абсолютно негде. Хуже всего было то, что он меня узнал - я был связистом на его "радейке". Но, видно, уж очень торопился - пригрозив чем-то нехорошим (потом, видимо, забыл об этом - мне ничего не было), он побежал во тьму внешнюю. Jimi отправился к себе в штаб, а я побрел в сторону гарнизонной столовой. Программка потом хранилась у меня еще несколько лет, но про мистера Тебара я больше не слышал.
Наше общение продолжалось и после армии, прежде всего по переписке. У меня случился довольно долгий период увлечения миром Толкиена, я приобрел "ВК" с приложениями, питерского изд-ва "Северо-Запад" (кажется, они первые их опубликовали), и какое-то время я упражнялся в писании толкиеновскими рунами, заменяя ими русские буквы. Кажется, даже пара достаточно объемных писем была целиком написана ими. Как бедный Jimi, не разделявший так сильно моих увлечений, разбирал их, не знаю. В конце концов он попросил меня писать все-таки по-русски. Другим мои "подвигом" было ознакомление его с книгой "Хоббит". В ульяновской области, где он жил, с книгами тогда было значительно хуже, чем в столице, и я, приобретя "Хоббита" в сборнике английских сказок и не имея финансовой возможности купить еще один экземпляр, просто переписал книгу от руки. Кажется, на это ушло около пятнадцати весьма толстых писем. "Сильмариллион" же все-таки удалось купить и переслать. Одновременно я учился играть на гитаре (достиг того самого уровня "для близких нетребовательных друзей") и открывал, как я уже упоминал, все новые и новые имена, некоторые из которых слушаю и по сей день. А частью уже и дети приобщаются к этому. Кроме того я занимался совершенно графоманским стихоплетством (слава Богу, ничего не сохранилось), пытаясь помочь Jimi в создании некоего музыкально-сценического действа. Это было такое наше "домашнее задание" самим себе, задуманное Jimi, несколько в стиле Ziggy Stardast-а David-а Bowie, но помноженное на ту самую антихристианскую мистику. Сделано было, в общем-то, немало. Мой друг принимал участие в каких-то местных рок-проектах, главным из которых была команда "Желтый Д'Дом" (пару их песен я до сих пор могу сыграть). Оглядываясь сейчас, через пятнадцать лет, на те наши занятия, я вижу, что, по сути, нам не хватало глубины - глубины понимания мистики, глубины знания человека и т.д. - это был главный недостаток всего (в содержательной части, ибо в музыкальном плане все было достаточно интересно). Глубину же я нашел в христианстве, но оно же и отвратило меня от всех этих замыслов. Встречались мы еще несколько раз. Через два года после увольнения я ездил к нему в гости, мы чрезвычайно весело провели то ли две, то ли три недели у него в деревне, питаясь по общей лености исключительно бутербродами с колбасой и сыром (в тех краях неведомым мне образом тогда как будто произошла реанимация советских цен на продукты, так что с московскими деньгами там можно было ни в чем себе не отказывать), выпивая необозримое количество вина, куря незрелую коноплю (она росла прямо за калиткой дома, и была явно выше меня) и всячески "отрываясь". Недостаток общения с женским полом компенсировался мечтами о будущей семейной жизни (мы оба уже были знакомы с нашими будущими женами, которых, к тому же, звали одинаково; впрочем, мечты имели крайне мало общего с реальностью). Если не ошибаюсь, там я впере прочитал "Хроники Нарнии", тоже весьма значимое произведение для меня и по сей день. Впрочем, никаких христианских параллелей я в этой книге тогда не видел; их гораздо позже открыла для меня статья Кураева. Потом Jimi несколько раз приезжал в Москву на несколько дней, один раз жил у меня, но моя стремительно менявшаяся система ценностей постепенно разводила наши жизненные векторы. Я пытался поделиться с ним новообретенным миром, но миссионер из меня вышел фиговый - как по неофитскому запалу и увлечению не столько Христом, сколько всяким околоцерковным мусором, так и по общей поверхностности, свойственной мне всю мою жизнь. В какой-то момент он, похоже, был заинтесован, но я своим напором быстренько его отпугнул. Так наше общение постепенно увяло... С тех пор мы созваниваемся где-то раз-два в год, говорим о какой-то ерунде, иногда пытаемся списаться (теперь уже это гораздо легче, по интернету-то), но ничего не выходит. Грустно, но в какой-то степени, закономерно. Как мне кажется, последняя точка в отношениях наших еще не поставлена, и они могут возникнуть заново - на новом уровне (так уже бывало в моей жизни). Надеюсь на это. Педалировать их развитие бесполезно, как показала практика, остается ждать, пока вызреет само собой. В любом случае, я благодарен Промыслителю нашего спасения за то, что это знакомство было в моей жизни. Может быть (и даже - наверное), мне не удалось адекватно отразить, что для меня значили эти отношения, но это вообще трудновыразимо - всякие тонкости внутренних переживаний описывать словами. Вот и все, собственно
PS. Как, возможно, уже стало понятно, мое имя, теперь преобразовавшееся в здешний юзернейм, тоже придумал он.
Это довольно долгая (для меня) история. Длительность ее не столько временнАя, сколько кажется таковой из-за своего для меня значения. Она о человеке, повернувшем мое сознание на очень большое количество градусов. На каждого из нас в жизни оказывают влияние очень и очень многие люди. Влияние одних, как например, родителей или школы, очень растянуто по времени и весьма фундаментально (речь не о качестве влияния, положительном или отрицательном, а о том, насколько оно в дальнейшем определяет мировоззрение, отношение к разным явлениям жизни), других - сжато, но в этом случае оно может быть только заметнее. Большее влияние на меня, чем у человека, о котором хочу написать, оказала только встреча с будущей женой и приход в Церковь. Это сложно сравнивать, на самом деле, столь разноплановые вещи, сложно объяснить ощущения, но это так.
Начало практически любой истории определить всегда трудно. Если смотришь в прошлое, то видишь цепочку, уходящую все вглубь и вглубь - измени одно звено, и все бы могло быть по другому. История моего знакомства с Jimi - это одна из историй, в которых я явно ощущаю действие Промысла Божия в моей личной судьбе. Опять же, это действие я четко прослеживаю и в устроении моей семьи, и в моем воцерковлении.
Ну ладно, надо же с чего-то начать, в конце концов. Начнем с того, что неким весенним днем меня забрали в армию. Вообще-то, положено говорить более благожелательно, торжественно - "призвали", но так никто не говорил в то время (думаю, и сейчас не очень говорят - слишком уж немногие верят в слова о "почетной обязанности", о реальности "долга перед народом", "интернационального долга" и пр. Если кто и верит, то уж точно не призывники). Все употребляли слово "забрать". В тюрьму - "сажали", в армию - "забирали". Тот, кто хотел, видел в этом всякие разные смысловые оттенки, я - нет. Вообще, как я потом сформулировал, я относился к этому событию (службе в СА), как к стихийному бедствию - неприятно, опасно, но сделать с этим ничего нельзя, надо как-то постараться пережить. Что я и делал. И вокруг все делали то же самое. За два года я не встретил ни одного человека (среди "срочников", об офицерах разговор отдельный), который бы пришел в войска именно "служить" (не важно, кому и чему). К данной истории имеет отношение то, что я успел за год-два до призыва (точнее - 2,5) немного прикоснуться к рок-музыке. Чуть-чуть, совсем поверхностно. Плюс - был довольно начитан в сравнении со многими ровесниками из нашего рабочего городка. Это позволяло в трудных (прежде всего, психологически)армейских условиях сохранять внутри себя некую небольшую область, по которой окружающая действительность не могла пройти своим кЕрзовым сапогом (правильно - "кИрзовым", но так, опять же, никто не говорил). Область свободы. Первый (не слишком веселый, как водится, но хотя бы без трагедий) год моей службы прошел на территории Северной Моравии (тогда - Чехословакия, а сейчас и не знаю), как раз тогда, когда там произошла "бархатная революция", в результате которой через довольно короткое время наш полк вместе с прочими группами войск покинул пределы ставшей недружелюбной державы. Встретил же нас город Горький, который чуть позже стал Нижним Новгородом. На новом месте в одном казарменном помещении были размещены два слегка конкурирующих внутри полка подразделения - БУ (батарея управления, в ней служил я) и БАР (батарея артиллерийской разведки). В БАРе служил некий хлопец, одним призывом старше меня, про которого помню только, что звали его Славой (Вячеслав). Кличка его была Цыпа из-за некоторых особенностей внешности. Он неплохо играл на гитаре (уровень - "для друзей"), причем часть его репертуара песекалась с моими тогдашними музыкальными интересами. Я играть не умел ни разу, зато знал на память немало текстов, что и привело к тому, что через короткое время во время цыпиных внутриказарменных мини-шоу для избранных я стал ему подпевать. Надо заметить, петь тогда я также не умел (да и сейчас почти не умею), но как-то, видимо, попадал в нужные ноты, так что ни он, ни кто другой, ни разу не попросил меня заткнуться и не портить номер (а в мужских коллективах, не обремененных излишним культурным уровнем членов, вроде солдатских, это запросто; иногда для убедительности можно и в зубы добавить). Большой симпатии между нами не возникло в силу разных причин, но я был замечен. Однажды он сам (!) подошел ко мне и рассказал, что в штабе дивизии (!) периодически бывают этакие ночные посиделки из "наших" людей, и там есть некий человек, у которого, вроде бы, близкие моим интересы, он, короче, хочет познакомиться, и все такое. Я озадаченно сказал: "Ага". Через день после ужина мы отправились в указанное место. До этого штаб дивизии у меня ассоциировался исключительно с военным командованием, т.е. был потенциальным источником всяческих неприятностей. В тот вечер все изменилось. Цыпа вел меня какими-то коридорами к знакомой ему дверке. Заветная дверь открывалась в небольшую каморку площадью где-то 2х1,5 м. Зрелище было - что надо. С двух сторон в этой полупустующей каптерке были устроены металлические стеллажи, так что проход был шириной почти ровно в дверь, около 90 см. У окна в торце стоял небольшой письменный стол. Сколько оставалось свободного пространства, думаю, понятно. В тот момент в помещении было человек, кажется, шесть плюс две гитары, бас и очень весело. Цыпа указал поверх голов в сторону окна: "Вот он", и переключился на коллектив, где его явно ждали. Дальше память ведет себя странным образом - как будто все вообще исчезло (на самом же деле было довольно шумно), только я и указанный мне человек. Первое впечатление - небольшого (сравнительно со мной) роста, почему-то в "парадке" (парадная форма одежды). В пустоте вокруг нас (так я это помню) мы ведем более, чем странный диалог. "Jimi Hendrix!" - говорит он осторожно, складывая пальцы "козой". "Rolling Stones!" - ответствую я. "Janis Joplin!" - говорит он уже увереннее. "Doors!" - подтверждаю я. На самом деле, вероятно, все же было сказано что-то не совсем уж такое. Во всяком случае, Doors я услышал позднее, скорее уж мог сказать: "Beatles", но память сохранила этот диалог именно таким. Странная штука - память... Так я познакомился с человеком, паспортное имя которого оставлю за скобками рассказа. Тем более, что в общении мы паспортных имен не употребляли. Если кому это удивительно, можно вспомнить старую-престарую умкину песню "Дети цветов" - многое в ней очень верно схвачено. Хотя с отрицательными моментами неформальных тусовок я лично практически не сталкивался. Дык вот, значит. Jimi Tramp, так он звался. То, что возникло в короткое время между нами, очень трудно описать. Более всего к этому подходят слова: "Они нашли друг друга". На тусовках в той самой каморке я был, кажется, еще раза два (здесь память тоже не с лучшей стороны себя демонстрирует), был ли он - не знаю. Кажется, он там тоже не был "своим в доску". Через короткое же время бОльшая часть компании дембельнулась, и мы остались двое. Нет, помню, был еще один хлопец, барабанщик, под именем Nick Randol, упражнявшийся в своем искусстве на мешочках с песком, но как-то мое общение с ним было постольку-поскольку. Не то дело с Jimi. Приглашать его к себе в казарму было совершенно неуместно, поэтому к нему всегда ходил я. В штаб дивизии, где он был, кажется, писарем у какого-то майора. Не знаю даже, был ли он приписан к какому-то полку нашего гарнизона (вероятно, был), у меня почему-то было впечатление, что он так и живет в этом штабе (думаю, в этом была немалая доля правды). Как-то мы созванивались (не по мобильнику, о которых тогда и не слыхивали, по обычной внутригарнизонной сети), и я шел в штаб дивизии. Каждый такой поход был глотком невероятной свободы. Jimi оказался гитаристом с некоторым опытом игры в небольших командах (запомнилось название одной из них - "Запасной вариант"), но главное - чрезвычайно рок'н'ролльного мышления. Я бы даже сказал, специфически рок'н'ролльного. Музыкальные интересы его (а он планировал тогда свою жизнь по увольнении связать именно с этой сферой) были значительно шире моих, и мое развитие в этой области проходило под его влиянием еще лет 6-7. Гитары у Jimi не было, зато был удолбанный проигрыватель. На дворе затихали ветры перестройки, уже почти ничего не было в магазинах, но зато на самых еще вдоль и поперек советских пластиночных заводах уже вовсю печатали то, чего народ был лишен (в силу "идеологической невыдержанности") в предыдущие 35-40 лет. Соответственно, у моего нового друга что-то периодически появлялось из того, что было доступно в богоспасаемом Нижнем Новгороде. Совместное слушание музыки было делом не просто важным, а почти мистическим. Казалось бы, что такого - поставили пластинку, посидели почти молча, послушали... Но это внешне. Внутренне же было все очень активно, происходила огромная работа, душевное действие развивалось, достигало апогея, утихало, потом опять... Душа просто раскрывалась, чувствовала себя удивительным образом живой, другого слова у меня нет для описания этого состояния. Особенно это было значимо на фоне армейской атмосферы (кто служил - знает, что это такое). Помнится, когда Jimi притащил второй сборник ранних вещей Rolling Stones ("Lady Jane"), у меня к песне Under my thumb на глазах были самые настоящие слезы. Моя приверженность par exellence музыке 60-х пошла именно оттуда, Jimi сумел каким-то образом (специально он ничего такого не делал) раскрыть для меня ее внутреннюю глубину и красоту. Он же приохотил меня к блюзам, немного - к джазу, особенно раннему. Многие имена я услышал от него впервые и после увольнения продолжал открывать для себя все новые жемчужины рок-культуры. Как я говорил, это влияние продолжалось еще несколько лет. Причем, надо понимать, что Jimi не читал мне каких-то лекций, ничего подобного. Мне кажется, он был для моего внутреннего мира неким катализатором, одно присутствие которого давало нужный эффект.
Он же открыл для меня гарнизонную библиотеку, в которой было немало значимых для меня вещей. Из того, что помню - я перечитал (в 30-й, наверное, раз) оказавшийся там "закатный роман" Булгакова, частью читал Плутарха, целиком "Божественную комедию" Дантэ, какие-то английские сказки, крупные вещи Честертона, и главное - Толкиен. История была такова. Придя однажды в заветный кабинет, я увидел, что мой новый друг делает какие-то выписки из лежащей перед ним книги в тетрадку, что-то при этом самому себе довольно эмоционально приговаривая. Поинтересовавшись, что его так взволновало, он сказал примерно следующее: "Тут гад один, блин, тако-ое устроил!..." (гадом впоследствии оказался Саурон). Для тех, кто не в теме - первую часть "Властелина колец" под названием "Хранители" издавали (с некоторыми сокращениями, как было написано) в 1982 и 1984 годах. Дальнейшее издание в силу идеологической невыдержанности произведения не состоялось до падения коммунистического монстра. Издание 84-го года Jimi и читал. После сдачи им книги в библиотеку следующим ее взял я. Мир Толкиена распахнулся передо мной во всей своей красе и силе и захватил мое сознание. Результатом стало написание мною большого стихотворного произведения (практически, поэмы, хи-хи; слава Богу, ни один из известных мне списков не сохранился). Jimi был впечатлен, меня грели лучи тщеславия. С этого, кажется, началось наше, если можно так назвать, совместное творчество. Мы как-то внутренне весьма тяготели в какой-то неясной для нас самих мистике (Толкиен здесь был прекрасным подспорьем), о христианстве знали то, что нам рассказывали в советской школе (т.е. ничего хорошего и определенного), поэтому нас все время неудержимо несло в сторону богоборчества - единственное, что остается в такой ситуации. Если Бога нет, то Его место неизбежно занимает дьявол. И хотя для нас наше дьяволопоклонство было все-таки игрой (никто в его существование по-настоящему не верил), потом все это было поводом для покаяния с моей стороны, поэтому о дальнейшем развитии этой линии умолчу.
Пару раз мы ходили вместе в увольнение. Для него, похоже, увольнения не составляли никакой проблемы. В отличие от меня. В то время в Нижнем Новгороде был открыт свой "арбат" - пешеходная улица им. Свердлова. На каждом углу были видеозалы, в центре улицы плясали под барабанчики новообращенные кришнаиты (однажды они спасли меня от патруля), деньги стремительно дешевели, полки магазинов еще стремительнее пустели... Ветер свободы начинал задувать в стране все сильнее. В одно из наших совместных увольнений мы смотрели в кинотеатре "Такси-блюз". До сих пор считаю этот фильм лучшим из того, что было снято в эпоху перестройки (фильмы Данелии того периода не в счет). Просто потрясающая игра, сюжет, характеры (ни одного положительного, но очень жизненные)... Даже "Остров", в какой-то степени, не превзошел его. В фойе кинотеатра, где мы это дело смотрели, был небольшой книжный лоток. В самом начале 91-го года, заглянув туда, я увидел небольшую синенькую книжку - вышла вторая часть "Властелина колец". Стоила она каких-то невероятных, по солдатским меркам, денег, кажется, рублей 70 (солдатская "получка" равнялась 7 руб.), но я понимал - сейчас, или никогда. Не было никаких гарантий, что эта книга вообще будет еще издана, или хотя бы станет доступна. Чесслово, совершенно не помню, где я достал нужную сумму, кажется, занял у одного из офицеров. Источник дохода у меня, в принципе, был - за небольшие деньги (5-10 руб.) я украшал тела желающих сослуживцев татуировками (научился этому там же, в армии; машинки были самодельными, из бритв, тушь обычная, канцелярская, самыми популярными сюжетами были лев с чешского герба, орел с раскинутыми крыльями и голова блондинки почему-то в кивере), так что отдать долг удалось довольно быстро. Я успел в один день вернуться из центра города в наш сормовский гарнизон, занять денег, слетать опять в центр и купить книгу. Разумеется, экземпляр на витрине был последний. Сокровище свое я нес под шинелью с величайшим благоговением. Так и ни разу не заглянул внутрь. У меня возник план, осуществленный на следующий же день - книгу я подарил Jimi. Так что он прочитал ее первым. Потом, конечно, прочитал ее и я, причем ровно за одну ночь - команда: "Подъем" прозвучала в момент закрытия мною задней обложки и произнесения нескольких весьма крепких выражений. Эмоции, переполнявшие меня в тот момент были бурны и трудновыразимы. Прежде всего - по поводу только что прочитанного (помните, чем кончаются "Две твердыни"? Выверт сюжета, никак не ожидаемый по ходу чтения: "Фродо был жив, и живым попал в руки врага"), потом - горькое ощущение, что продолжения нам ждать и ждать, если оно вообще будет (и действительно, "Возвращение короля" было опубликовано только после августовского путча), досада по поводу того, что поспать так и не удалось (я, вообще-то, не собирался так засиживаться - день впереди обещал быть не самым легким), и многое прочее. Больше всего же душа моя стремилась поделиться с тем единственным, кто мог меня понять. Впрочем, это было невозможно в тот момент - солдаты собой не очень располагают. Но к ближайшей нашей встрече я уже был готов вывалить на голову Jimi всю массу своих переживаний. Как, впрочем, и он на мою - в материале он никогда не испытывал недостатка...
Еще одним большим совместным переживанием был следующий случай. В некий день мой друг сообщил, что на следующий вечер он собирается на обещающий быть потрясающим сейшн, не пойду ли и я? Н-да... А что там будет, спросил я довольно безнадежно. Тут он мне вывалил кучу информации. Оказывается, есть такой хлопец, Чимо Тебар (испанец, кажется, надеюсь, я правильно транскрибирую его имя), восходящая тогда в Европе звезда джазовой гитары. Дык вот, он приехал в (все еще) СССР с концертами - по три дня в Москве и Питере и два дня в Нижнем. Jimi уже обзавелся билетом, но, если я поеду, он надеется как-нибудь и меня провести. Такая вот история... Мало того, что это был будний день, когда увольнения давались весьма неохотно, дык мы еще собирались всей батареей заступить в наряд по столовой. Т.е. никаких шансов. Но сила убедительности Jimi была невероятна, и я пошел к комбату. "Товарищ старший лейтенант! Разрешите обратиться! Можно ... (большая пауза) можно мне сегодня вечером в увольнение? Тут..." - и я понес выкладывать информацию про концерт Чимо Тебара и прочее. До сих пор помню лицо старлея... Сам он ни разу не проявлял хоть какого-то интереса к музыке, но, наверное, что-то было такое в моих глазах... В общем, он дал мне увольнительную. При том, что я с уверенностью говорил, что до отбоя могу не вернуться. Мировой мужик! Мне вообще с комбатами повезло, и с первым, и со вторым, от обоих осталась очень хорошая память. Во всех моих увольнениях была одна особенность - у меня не было парадки, она была благопо учно пропита в числе многого прочего при выезде из Чехословакии сопровождавшими товарный вагон лицами воинского звания, и подобрать новую на мой рост не смогли. Поэтому во все увольнения я ходил в повседневной форме, в нарушение всех уставов, и являлся потенциальной жертвой патруля. Слава Богу, ни разу не попался. Вот и в этот вечер я отправился в таком виде на концерт. На КПП на нас с Jimi посмотрели весьса подозрительно (уже темнело), но недопитая бутылка под столом привлекала дежурного офицера больше, чем перспектива разбираться с нашими правами, и мы были выпущены. Ехать пришлось далеко, на другой конец города, больше часа, мне кажется. К нужному ДК мы прибыли за полчаса до концерта. Вошли в фойе. Здесь я понял, что попал в самый что ни на есть цвет нижегородского общества. Город был явно не избалован посещением зарубежных артистов, поэтому собрались все те, кто хоть что-то смыслил в музыке, независимо от вкусов и предпочтений. Как ни странно, билеты еще были - в фойе стоял столик, за ним девушка. И тут выяснилось, что у нас нет денег. По трагическому стечению обстоятельств мы оба не захватили НИЧЕГО. И вот мы сто перед этим самым столиком (девушка смотрит на нас с трагическим сочувствием; похоже, она пустила бы и так, да боится начальства), роемся в карманах (с трудом наскребли 2 рубля мелочью, а билет стоит 5 руб.), растеряно смотрим друг на друга, а затем Jimi говорит, протягивая мне билет: "Иди ты". Я протестую. Поры благородства был силен у обоих, аргументы тоже имелись. Его - он сходит на завтрашний концерт, а мне непременно нужно посмотреть на это самому. Мои - я в джазе почти ничего не понимаю, да и добраться до гарнизона ночью один не смогу. Неизвестно, кто бы кого переубедил, но тут Господь подал нам руку помощи с совсем неожиданной стороны. Сзади подошла парочка в обнимку, взяла два билета, а потом мужчина вытащил из бумажника ПОСЛЕДНЮЮ трешку (я лично видел) и протягивает нам: "Идите, ребята!" На наше ошарашенное молчание и слабые отрицательные жесты он добавил: "Я ж вижу, свои люди, надо же помогать друг другу". В общем, мы вошли в зал. Мы были единственными людьми в форме в этом помещении. Впрочем, никто на это внимания не обратил. Концерт же был действительно потрясающим! Тебар демонстрировал необыкновенное мастерство во множестве джазовых стилей и околоджазовых течений, это была какая-то феерия звука, задора и уж не знаю, чего еще. Совершенно незабываемое впечатление. В первом ряду сидел весьма колоритный дедушка - с совершенно седой бородой почти до живота, в валенках, с суковатой палкой-клюкой (впрочем, во всем этом был какой-то налет неуловимой неформальности; чувствовалось, что он так выглядит не потому, что он беден, а скорее уж наоборот, если на то пошло). Так вот, этот дед к середине концерта уже вместе со всем залом топал своими валенками, свистел, сунув пальцы в рот, и стучал своей клюкой об пол, выражая полнейшее одобрение вытворяемому музыкантами на сцене. В общем, за такой вечер не грех было и на "губу" отправиться, если что. Когда концерт кончился, народ, возбужденно переговариваясь, стал выходить из зала, а я говорю Jimi: "Пойдем за авторгафами!" Не то, чтобы это было как-то нужно, но в качестве продолжения чудесного вечера годилось более чем. Опыт авторгафособирательства у меня уже некоторый был, так что я довольно уверенно потащил Jimi за кулисы вослед удаляющимся по коридору музыкантам. Никто нас и не подумал остановить. Однако через десяток шагов стало понятно, что мы оказались в довольно дурацкой ситуации - музыканты, разговаривая на совершенно незнакомом языке, идут впереди и нас просто не замечают, а как привлечешь их внимание без знания нужных слов? Впрочем, теплилась слабая надежда, что кто-нибудь из европейцев может знать английский... Я сам его знаю крайне слабо, но в тот момент я об этом не думал, тем более, что психика моя была весьма расшатана услышанным на концерте. "Мистер Тебар!" - окликнул я довольно громко. Музыканты остановились и весьма заинтересованно на нас уставились. И в этот момент последние шлюзы моей психики рухнули (кто помнит песню Led Zeppelin "Когда рухнет плотина", тот поймет, что я имею в виду, гармония песни это хорошо выражает), и из меня полился просто какой-то англоязычный поток, состоящий сплошь из превосходных форм и восклицаний It was so wanderfull, it was so beutefull!, и пр. Я и сам не знаю, как я это смог выговорить, говорю - плотина рухнула. Тебар мгновенно покраснел как девушка и стал отнекиваться и делать протестующие жесты, а Jimi стоял и слушал, раскрыв рот - он явно не ожидал от меня такого извержения. Я, впрочем, тоже. Однако, через некоторое время я замолк сам собой - кончился воздух в легких. Чимо же во время этой паузы пристально посмотрел на нас обоих (мы оба в форме, но - в разной), увидел на груди у моего друга какой-то значок, которыми дембеля во множестве украшали себя (чаще всего - не заслужено, а за большие деньги), и вдруг громко воскликнул, тыча в значок пальцем: "О-оо!!! Lenin!!!" - "Yes! Lenin!" - радостно закричал в ответ, а остальные музыканты что-то залопотали. Еще раз окинув нас взглядом, Тебар с некоторым трудом (видимо, английский мы знали приблизительно на одном уровне, что облегчало общение) выговорил: "Soviet Army?" - "Ye-es!" - завопили мы дружно. Тебар широко улыбнулся, а я попытался втереть ему нашу просьбу об автографах. Недостаток лексики щедро компенсировался языком жестов. Тебар понял, заулыбался еще шире и со словами: "Little present for you" приобнял нас и повел вместе со всеми в комнатку, где они переодевались. Что-то он говорил на ходу, но моего понимания здесь уже не хватило. В гримерке он из дипломата извлек несколько программок (на испанском - или все же португальском? не знаю), собрал автографы у всех членов команды и вручил нам. За сим мы очень тепло попрощались, угостились импортной сигареткой (я тогда еще курил) - очень специфический вкус - и отправились обратно, к месту несения нашей службы агонизирующему государству. Самое смешное, что перед КПП (по ТУ его сторону, внешнюю) мы столкнулись с моим командиром полка. Подполковник Уловистов выбегал из гарнизона, источая громкий мат и запах алкоголя, время было без пяти минут вечерняя поверка, спрятаться было абсолютно негде. Хуже всего было то, что он меня узнал - я был связистом на его "радейке". Но, видно, уж очень торопился - пригрозив чем-то нехорошим (потом, видимо, забыл об этом - мне ничего не было), он побежал во тьму внешнюю. Jimi отправился к себе в штаб, а я побрел в сторону гарнизонной столовой. Программка потом хранилась у меня еще несколько лет, но про мистера Тебара я больше не слышал.
Наше общение продолжалось и после армии, прежде всего по переписке. У меня случился довольно долгий период увлечения миром Толкиена, я приобрел "ВК" с приложениями, питерского изд-ва "Северо-Запад" (кажется, они первые их опубликовали), и какое-то время я упражнялся в писании толкиеновскими рунами, заменяя ими русские буквы. Кажется, даже пара достаточно объемных писем была целиком написана ими. Как бедный Jimi, не разделявший так сильно моих увлечений, разбирал их, не знаю. В конце концов он попросил меня писать все-таки по-русски. Другим мои "подвигом" было ознакомление его с книгой "Хоббит". В ульяновской области, где он жил, с книгами тогда было значительно хуже, чем в столице, и я, приобретя "Хоббита" в сборнике английских сказок и не имея финансовой возможности купить еще один экземпляр, просто переписал книгу от руки. Кажется, на это ушло около пятнадцати весьма толстых писем. "Сильмариллион" же все-таки удалось купить и переслать. Одновременно я учился играть на гитаре (достиг того самого уровня "для близких нетребовательных друзей") и открывал, как я уже упоминал, все новые и новые имена, некоторые из которых слушаю и по сей день. А частью уже и дети приобщаются к этому. Кроме того я занимался совершенно графоманским стихоплетством (слава Богу, ничего не сохранилось), пытаясь помочь Jimi в создании некоего музыкально-сценического действа. Это было такое наше "домашнее задание" самим себе, задуманное Jimi, несколько в стиле Ziggy Stardast-а David-а Bowie, но помноженное на ту самую антихристианскую мистику. Сделано было, в общем-то, немало. Мой друг принимал участие в каких-то местных рок-проектах, главным из которых была команда "Желтый Д'Дом" (пару их песен я до сих пор могу сыграть). Оглядываясь сейчас, через пятнадцать лет, на те наши занятия, я вижу, что, по сути, нам не хватало глубины - глубины понимания мистики, глубины знания человека и т.д. - это был главный недостаток всего (в содержательной части, ибо в музыкальном плане все было достаточно интересно). Глубину же я нашел в христианстве, но оно же и отвратило меня от всех этих замыслов. Встречались мы еще несколько раз. Через два года после увольнения я ездил к нему в гости, мы чрезвычайно весело провели то ли две, то ли три недели у него в деревне, питаясь по общей лености исключительно бутербродами с колбасой и сыром (в тех краях неведомым мне образом тогда как будто произошла реанимация советских цен на продукты, так что с московскими деньгами там можно было ни в чем себе не отказывать), выпивая необозримое количество вина, куря незрелую коноплю (она росла прямо за калиткой дома, и была явно выше меня) и всячески "отрываясь". Недостаток общения с женским полом компенсировался мечтами о будущей семейной жизни (мы оба уже были знакомы с нашими будущими женами, которых, к тому же, звали одинаково; впрочем, мечты имели крайне мало общего с реальностью). Если не ошибаюсь, там я впере прочитал "Хроники Нарнии", тоже весьма значимое произведение для меня и по сей день. Впрочем, никаких христианских параллелей я в этой книге тогда не видел; их гораздо позже открыла для меня статья Кураева. Потом Jimi несколько раз приезжал в Москву на несколько дней, один раз жил у меня, но моя стремительно менявшаяся система ценностей постепенно разводила наши жизненные векторы. Я пытался поделиться с ним новообретенным миром, но миссионер из меня вышел фиговый - как по неофитскому запалу и увлечению не столько Христом, сколько всяким околоцерковным мусором, так и по общей поверхностности, свойственной мне всю мою жизнь. В какой-то момент он, похоже, был заинтесован, но я своим напором быстренько его отпугнул. Так наше общение постепенно увяло... С тех пор мы созваниваемся где-то раз-два в год, говорим о какой-то ерунде, иногда пытаемся списаться (теперь уже это гораздо легче, по интернету-то), но ничего не выходит. Грустно, но в какой-то степени, закономерно. Как мне кажется, последняя точка в отношениях наших еще не поставлена, и они могут возникнуть заново - на новом уровне (так уже бывало в моей жизни). Надеюсь на это. Педалировать их развитие бесполезно, как показала практика, остается ждать, пока вызреет само собой. В любом случае, я благодарен Промыслителю нашего спасения за то, что это знакомство было в моей жизни. Может быть (и даже - наверное), мне не удалось адекватно отразить, что для меня значили эти отношения, но это вообще трудновыразимо - всякие тонкости внутренних переживаний описывать словами. Вот и все, собственно
PS. Как, возможно, уже стало понятно, мое имя, теперь преобразовавшееся в здешний юзернейм, тоже придумал он.
