
как это я умудряюсь совмещав себе любовь к чтению святых отец наших с чтением, к примеру, Шмемана, который... далее цитата не была приведена, но ее и так знал, и не одну. Не уверен, что в ответ я сказал что-то особо вразумительное, я на ходу плохо соображаю. А вот теперь сформулировалось. Любой значимый для меня автор (не только церковный), будь то Шмеман, Максим Исповедник или Толкиен, значим для меня прежде всего (ну или - в том числе) как свидетель. Свидетель о Христе, о Его спасении нас и в течение земной жизни, и после нее, в Церкви; свидетель о нас самих, требующих (м.б. неосознанно, но это не меняет дела) этого спасения. Свидетели, как и бывает в жизни на суде каком-нибудь, расходятся в стиле и форме того, что говорят, ссорятся между собой (вспоминаем пары Златоуста-Епифания, Фотия-Игнатия и пр.; говорят, даже до анафем дело доходило порой), но они все мне дороги, в том числе в этом разнообразии. И поэтому я не могу сказать, что Мейендорф или Безобразов для меня непримеримы и совершенно отличны от Дионисия с Афанасием. Есть авторы, которые - о другом (Флоренский, например), ну дык с ними Господь уже разобрался и нам не счел нужным сообщить о Своем решении.
Вот так.