Продолжение
Nov. 13th, 2010 12:37 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Отречься от этого фундаментального принципа значит отказаться от протестантизма в пользу мистицизма. Не знаю уж, что Гайслер понимает под мистицизмом. Был ли Павел мистиком? За словом этим могут стоять очень разные смыслы, и не все из них для православного читателя отрицательны (достаточно Дионисия Ареопагита вспомнить хотя бы).
Проблема №4: небиблейские представления о природе и Триединстве Бога
Ага, а вот тут-то и будет, видимо выяснено, новое ли откровение у Янга, или он, говоря словами прп. Викентия Леринского, "говорит по-новому, не сказав ничего нового".
К своему ошибочному пониманию Писания (это так только Гайслеру кажется, и обосновать свою позицию он пока не смог или не удосужился) автор «Хижины» добавляет неортодоксальные представления о Троице. Бог является главному герою в виде трех отдельных личностей (с тремя разными телами), что наводит на мысль о троебожии — вопреки тому, что сам автор отрицает и троебожие («Мы не три бога»), и модализм («мы не говорим здесь об одном Боге в трех ролях» — с. 100). Ну вот тут уже явно видна предвзятая позиция Гайслера. Прямые отрицания ложных пониманий происходящего в книге Гайслер даже и сам приводит, но в его глазах они не имеют веса. Гораздо важнее, что там его "наводит на мысль", а не прямое исповедание единобожия в тексте. Не знаю, стоит ли дальше и обсуждать это. В тварном мире, как известно, нет полных аналогов сочетания единства и троичности, которые присутствуют в Боге, и вполне естественно, что одно или другое будет ущемлено в какой-то степени, если мы выходим за рамки строгого языка догматики. Янг делает едва ли не все возможное, чтобы компенсировать эту ущербность языка, но ведь Гайслер уже решил ему не верить :) Боюсь, тогда ничто не поможет. Тем не менее, Янг делает упор не на единстве природы Бога, а на единстве во взаимоотношениях Лиц Троицы. Дык, рассказывая историю трагедии героя, он тоже как-то не акцентирует на единстве природы героя и, скажем, его детей, а тоже все больше о взаимоотношениях глаголет. Неумная претензия. Он ошибочно изображает множественность Бога как существование трех отдельных личностей: Бог Отец является главному герою в виде «крупной, радостно улыбающейся негритянки» (с. 99), Иисус — в виде работяги с Ближнего Востока (с. 101-102). Дух Святой предстает в виде «миниатюрной женщины с совершенно азиатскими чертами лица» (с. 101). Если верить Янгу, единство Бога заключается не в единстве сущности (природы), как гласит ортодоксальное учение о Троице. А вот здесь нет ссылки на какую-нибудь страницу, и не зря. Гайслер не может на материале "Хижины" подтвердить свои слова. Ломится в открытую дверь в данном случае, спорит с тем, чего нет. Скорее, это единство во взаимоотношениях между тремя разными личностями. Помимо лжеучения о том, что Бог Отец и Святой Дух имеют физические тела (поскольку «Бог есть дух» — Ин. 4:24), Лица Троицы — не три отдельных личности (какими их изображает автор «Хижины»); по поводу "лжеучения" - есть ли в книге утверждение, что тот образ, в котором Бог явился герою Янга, правильно и полно отражает способ существования Божия? Очевидно, что нет. Есть даже и прямо обратное утверждение - о Сарайю говорится при первой же встрече: "Мак понимал, что все это скорее впечатление от Нее, чем ее истинный вид" (стр. 103), а дальнейшее повествование показывает, что точно те же слова герой может сказать и о Папе, и об Иисусе. Образ - он образ и есть, вещь, ограниченная и отражающая лишь некоторые стороны истины (по крайней мере, если говорить о создаваемых человеком образах нетварного). В "Исходе" Бог является и в виде огня, и в виде дыма (при том, что "Бог есть дух", ага) - станет ли Гайслер обвинять на этом основании Моисея в лжеучении о природе Божией?
Насчет второго - может ли Гайслер предложить более удачный образ? это три разных личности, объединенных одной божественной природой Петр, Павел и Иоанн - тоже три разных личности, объединенных одной природой. Как и Папа, Иисус и Сарайю у Янга. Формулировка самого Гайслера недостаточна для отражения тайны Троицы (что неудивительно, ибо никакой язык в полноте не в силах отразить ее), так что и этот его наезд отражает лишь его предвзятость. Аналогичным образом, у треугольника есть три разных угла, но это один треугольник. У треугольника нет отдельных углов (иначе он перестал бы быть единой фигурой). Точно так же и Бог един по природе, но существует в виде трех разных (но не отдельных) Личностей: Отца, Сына и Святого Духа. Даже и не знаю, стоит ли разбирать этот образ. Смешно, право. Ну, допустим. Укажу лишь на одно: треугольник становится единой фигурой именно потому, что его углы связаны (находятся во взаимоотношениях) друг с другом, т.е. та же ситуация, что и у критикуемого Гайслером Янга. Без этих связей три угла могут существовать по отдельности, но треугольником не являться. Еще. Каждый угол состоит из двух пересекающихся в некой точке отрезков, в этом состоит его природа. Единство трех углов никаким образом не подразумевается этой природой угла как такового, природа треугольника как единой фигуры принципиально отличается от природы отдельного угла (так же, как природа угла отличается от природы прямой, а природа прямой - от природы точки). В Боге же каждое лицо Троицы - той же самой природы, что и все они вместе. Природа Троицы не больше, чем природа каждого отдельного Лица. Угол может быть отделен от треугольника, не переставая быть углом, однако же лица Троицы не разделяемы ничем. Ну и так далее. Образ, приведенный Гайслером ничем не лучше, чем образ Янга, более того, если действовать подобно тому, как это делает Гайслер, можно обвинить последнего, что он вводит новое лжеучение, отрицающее в Боге наличие личностей (ведь он говорит "точно так же" о треугольнике в сравнении с Богом). Бред? Конечно. Но и то, что говорит Гайслер о "Хижине", бред не меньший.
Проблема №5: небиблейские представления о наказании за грех
Еще одно заблуждение автора «Хижины» заключается в том, что Бог может оставить грех без наказания: «При этих словах Папа бросила свою работу и обернулась к Маку. Он увидел в ее глазах глубокую грусть. „Я не то, что ты обо мне думаешь, Макензи. Мне нет необходимости наказывать людей за грехи. Грех уже сам по себе наказание, пожирающее тебя изнутри. И моя цель не в том, чтобы наказать за него, моя радость — исцелить от него“» (с. 146). Как бы приятны ни были эти слова для нашего слуха, они свидетельствуют, как минимум, об опасном перекосе в представлениях о Боге. Ибо помимо того, что Бог любящ и благ, Он также свят и справедлив. И именно потому, что Он справедлив, Бог не может оставить грех без наказания. Библия отчетливо говорит: «Душа согрешающая, та умрет» (Иез. 18:4). «Я — Господь Бог ваш: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят» (Лев. 11:44). Бог настолько свят, что пророк Аввакум говорит о нем: «Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния…» (Авв. 1:13). Апостол Павел пишет: «Возмездие за грех — смерть…» (Рим. 6:23). И добавляет: «Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12:19).
Проще говоря, автор «Хижины» рисует однобокий образ Бога — любящего, но не справедливого. Образ Бога, Который не наказывает за грех, лишает всякого основания главную весть христианства — о Христе, умершем за грехи наши и воскресшем из мертвых (1 Кор. 15:1-4). Некоторые современные авторы, пользующиеся непонятной популярностью в христианской среде, уже позволяют себе прямые и едва ли не богохульные выпады в адрес искупительной жертвы Христа, называя его «космическим насилием над ребенком — мстительный отец, наказывающий сына за проступки, которых тот даже не совершал» (Chalke, Steve. The Lost Message of Jesus, p. 184). Таков неизбежный конец всякой логики, которая отрицает, что гнев Бога, страшного в Своей святости, был умилостивлен (удовлетворен) жертвой, принесенной за наш грех (1 Ин. 2:2). Ибо Христос понес на Себе наше наказание, «сделавшись для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор. 5:21), и «пострадав за грехи наши, праведник за неправедных, чтобы привести нас к Богу» (1 Пет. 3:18).
Ну что тут скажешь? Можно сказать словами прп. Исаака Сирина: "Не называй Бога справедливым. Если Он справедлив, то я погиб. Если Он справедлив, то никто не спасется". Можно сказать и иначе. В Боге нет противоречия между справедливостью и милосердием, нет того, чтобы одно вытесняло или уступало другому. Протестуя против одного искажения (ссылка на Chalke), Гайслер впадает в противоположное (вероятно, это конфессионально обусловлено). Если он хочет буквально понимать высказывания Ветхого Завета о гневе или мстительности Божиих, забывая, что все написанное в нем, есть лишь "образы и тени" (Евр, 8:5, 9:9), то тем лишь показывает приземленность своего (или конфессионального, уж не знаю) мышления. Если Бог таков, как пытается показать Его Гайслер, то никакое воплощение Сына невозможно. И вся евангельская история - лишь выдумка и фантазия. Мы все по-прежнему и навсегда под клятвой, ибо "всяк человек - ложь". Понимание, защищаемое Гайслером, неизбежно приводит к представлениям о Боге-шизофренике, Боге-самодуре, Который то гневается, мстит, требует справедливых воздаяний, а то вдруг поступает наоборот и говорит: "Всякий, гневающийся на брата своего, подлежит суду". И, в принципе, высказывание Chalke есть только результат последовательных рассуждений в ключе, на котором настаивает Гайслер. Учение же "Хижины" вполне отражает понимание этого вопроса Церковью, и то, что говорит Гайслер лишь подчеркивает, насколько вероисповедание его конфессии ущербно и не соответствует истинному пониманию Священного Писания. Юридическая теория искупления (так это называется на богословском языке) - лишь один из образов, с помощью которых мы пытаемся объяснить, что и как сделал Бог для нашего спасения. Она хороша для объяснения лишь некоторых аспектов совершившегося и лишь в определенной системе мышления, но отнюдь не является единственной или хотя бы даже лучшей. Органическая же теория (та, что представлена Янгом) не менее, если не более, свойственна Православию, так что и эта претензия может быть нами не принимаема во внимание.
Проблема №6: ошибочное понимание Воплощения
Очередной повод для беспокойства — ошибочное понимание личности и деяний Христа. В «Хижине» мы читаем: «Когда мы трое проявили себя среди людей в качестве Сына Божьего, мы стали полностью человеком. Мы также решили принять все ограничения, какие это влекло за собой. И хотя мы и прежде присутствовали в этой сотворенной вселенной, теперь мы обрели плоть и кровь» (с. 120). Между тем, это совершенно неверное понимание Воплощения Христа. Во плоти явилась не вся Троица, а только Сын (Ин. 1:14)... Остановимся пока на этом. Разве приведенная цитата говорит о том, что воплотилась вся Троица? Нимало. Разберем цитату по частям. Первое высказывание: "...мы трое проявили себя среди людей в качестве Сына Божьего..." Я понимаю, в силу конфессиональных особенностей Гайслера ему могут быть некие вещи и не видны, однако это не меняет положения вещей. Сын Божий по природе - тот же Бог, что Отец и Дух. Следствием этого является то, что у Троих общее все, кроме личностных (ипостасных) особенностей. И если Сын проявляет Свою божественность, что-то совершает как Бог, силой Своего божества, то эта сила у Него - едина с Отцом и Духом. Фаворский свет - это свет Сына, но и одновременно - свет и Отца и Духа. Любое действие Троицы троично, и здесь говорится именно о действии ("проявили"), а не о воплощении. Проявление действия Божия троично, воплощение же касается только Сына. Буквально в соседнем абзаце звучит более понятная (для тех, кто в танке) формулировка: "Вместо того, чтобы писать творение от начала до конца, Мы засучили рукава и шагнули в самый центр неразберихи, вот что Мы сделали через Иисуса" (стр. 120). Воплотился - только Сын, божественные же действия, которые Он совершал, начиная от факта воплощения - троичны. На иконах Благовещения нередко изображается параллельно с благословляющим жестом Гавриила это божественное действие в виде луча, изначально единого, на конце же расходящегося натрое. Гайслер опять увидел то, чего в книге нет.
Второе: "мы стали полностью человеком"(здесь же - "мы обрели плоть и кровь"). Не слишком удачные выражения, согласен. "Мы стали" может и указывать на понимание, которое пытается Гайслер инкриминировать Янгу, и которое, безусловно, неправильно. Однако, действительно ли оно у Янга таково? Посмотрим на иные места в "Хижине". Вот сцена, наблюдаемая героем, когда Иисус "уронил на пол большую миску с жидким тестом или соусом", все смеются. Через несколько минут "Сарайю сказала что-то по поводу неуклюжести людей, и все трое снова зашлись смехом" (стр. 127). Очевидно, что если бы в книге проводилась идея воплощения всей Троицы, то подобная шутка была бы невозможна. Еще несколько дальше встречаем слова Иисуса, смотрящего на звезды: "Мне никогда не наскучивает этот вид. -- Несмотря на то, что Ты сам его создал? - уточнил Мак. -- Я создал его как Слово, до того, как Слово обрело плоть. И хотя я создал это, я вижу все сейчас глазами человека". Почти прямая цитата из Евангелия от Иоанна ("Слово стало плотью и обитало с нами, полное благодати и истины"), и - ни полнамека на то, что плоть обрели и другие лица Троицы. Непоследовательность автора вплоть до противоречия самому себе в столь важном вопросе? А еще несколько далее герой говорит Иисусу: "Ты кажешься непохожим на тех Двоих. -- В каком смысле "непохожим"? - прозвучал в темноте мягкий голос. -- Ну, - Мак помолчал, размышляя. - Более настоящим, что ли ... осязаемым. Не знаю. - Он с трудом подбирал слова, а Иисус молча лежал, слушая. - Такое впечатление, будто тебя я знаю всю жизнь. А вот Папа вовсе не то, что я ожидал от Бога. И Сарайю... Она вообще неотсюда. -- Иисус усмехнулся в темноте. - Поскольку я человек, у нас много общего ... Я - наилучший способ, каким любой смертный может связаться с Папой или с Сарайю. Видеть Меня - видеть Их... И поверь Мне, Папа и Сарайю такие же настоящие, как и Я, хотя, как ты заметил, они совершенно другие". Как мне кажется, эти цитаты вполне показывают, что приписывать "Хижине" учение о воплощении всей Троицы - по меньшей мере поспешно. Цитаты можно и умножить. Очевидно, что лишь Сын, в соответствии с библейским учением, обрел в глазах Янга плоть, разбираемые же сомнительные выражения лишь свидетельствуют (возможно, действительно не слишком удачно) о невыразимом единстве Отца, Сына и Духа. Подобные высказывания есть и в Писании, Самим Иисусом произнесенные, например, "видевый Меня - видел Отца" (аллюзия на эту фразу содержится и в последней приведенной цитате). Можно ведь и из нее вывести (и ведь выводили!), что Сын - это Сам Отец, однако мы понимаем, что смысл ее иной. Так что и эта претензия Гайслера - не в кассу. Воплотилось только одно лицо Троицы, Сын Божий. Отец и Дух не воплощались.
...причем божественная природа не превратилась в человеческую — Второе Лицо Троицы облеклось в человеческую природу, не оставляя своей божественной природы. А что, где-то в книге говорилось, что при воплощении Сын Божий перестал быть таковым, став сыном человеческим? Я не видел подобных высказываний. Возможно, Гайслер так понял слова: "Мы также решили принять все ограничения, какие это влекло за собой", однако это понимание неверно. Да, во Христе божественная природа ничем не умалилась (да и что может ее умалить?), но и ограниченность природы человеческой тоже никуда не делась. Сочетание противоположных свойств - естественное следствие соединения природ. Посему в личности Иисуса непостижимым образом сочетается безграничность и ограниченность, слабость и сила, бесстрастность и подверженность страданиям, всеведение и ограниченное знание и пр. Наши богослужебные тексты весьма часто это сочетание подчеркивают ("Плащаницей одевается Одеваяй небо облаки" и пр.). Этого теопасхизма (так это называется) Гайслер почему-то (впрочем, понятно, почему) не видит.
Ни Отец, ни Святой Дух в человеческую природу не облекались — это сделал только Сын. Дык, и Янг так считает. Гайслер занимается биением собственной тени.
Проблема №7: ошибочное понимание спасения
По словам Янга, Христос — не единственный путь к Отцу, а просто «наилучший» способ связаться с Ним (с. 134). «Наилучший» — не обязательно единственный, т. е. это означает, что могут быть и другие способы связаться с Богом. Это допущение противоречит словам Самого Иисуса: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6). Кроме того, «верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия» (Ин. 3:18). Иисус — не просто «наилучший» путь, Он — единственный путь к Богу. Апостол Павел писал: «Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус…» (1 Тим. 2:5).
Поспешный вывод. В Писании сказано от имени Отца Сыну: "Сиди одесную Меня, до тех пор, пока не положу врагов Твоих в подножие ног Твоих". Рассуждая по-гайслеровски, необходимо сделать вывод, что это "одесную-сидение", т.е. пребывание Сына в единстве природы с Отцом закончится, когда враги эти будут положены под ноги Его. Абсурд, разрывающий Троицу? Да. Таковы и рассуждения Гайслера. Эта претензия тоже не больше, чем недоразумение.
Ну и кроме того, есть такое соображение: а что, молитва не есть связь с Богом? Анафоры наших литургий обращены ко Отцу - если мы примем мнение Гайслера, то что - таинство не совершается, молитвы следует переписать? Даже если он так думает, мы думаем иначе. Не знаю, как там в его конфессии дела обстоят, а для истиной Церкви в критикуемом им высказывании нет проблемы.
Проблема №8: еретическое учение о страданиях Христа
Также в книге присутствует древняя ересь, известная как «патрипассианство» (букв. «страдание Отца»). Янг утверждает, что Бог Отец страдал вместе с Сыном: «„Ты видел раны на руках Папы?“ „Я не понял, откуда они. Как он смог…?“ „Из любви. Он избрал крестный путь… во имя любви» (с. 205). Но и Апостольский Символ Веры, и Никео-Цареградский Символ Веры (325 г. н. э.) совершенно ясно говорят, что за нас на кресте пострадал один Иисус. И пострадал Он только по плоти. Утверждать обратное означало бы «сливать две природы» Христа, что было прямо осуждено в Халкидонском оросе (451 г. н. э.). Страдания — это разновидность изменений, а Библия совершенно ясно говорит, что Бог не может меняться. «Я — Господь, Я не изменяюсь» (Мал. 3:6). « у [Бога] нет изменения и ни тени перемены » (Иак. 1:17). Даже когда все остальное меняется, Бог остается «тем же» (Евр. 1:10-12).
Пожалуй, это самое скользкое место в книге, оно тоже мне поначалу резануло глаз. Однако обязательно ли понимать написанное в патрипассианском смысле, когда это страдание Отца не утверждается прямым текстом?
Рассмотрим сначала, как это место, видимо, выглядит для Гайслера в контексте книги. Выше Гайслер обвинял Янга в учении о воплощении всей Троицы, причем в трех различных телах ("Бог является главному герою в виде трех отдельных личностей (с тремя разными телами)"). Теперь, основываясь на приведенной им цитате, Гайслер говорит о страдании Отца на Голгофе. Думает ли он, что по представлениям Янга Отец страдал телесно (ведь Он "воплотился" в отдельном теле)? Если так, то он неизбежно должен прийти к утверждению, что воплотившийся Отец - это один из разбойников (иных распятых там не было). Полагаю, в этом он обвинять автора "Хижины" вряд ли будет (хотя, судя по предыдущему тексту, предвзятость и конфессиональная ограниченность довлеют у него над умом).
Но может быть, Гайслер обвинит Янга в учении о страдании божественной природы Отца? Если так, то должно бы присутствовать и утверждение о страдании и Духа тоже. Гайслер об этом молчит, и не зря - про Сарайю в тексте не говорится, чтобы у нее были шрамы. Ок, Гайслер, возможно имеет в виду, что, по мнению Янга, божественная природа разделилась, и страдал с Сыном только Отец. Однако это прямо противоречит тексту: "Я живу в состоянии безграничного удовлетворения, и это мой нормальный способ существования" (стр. 120). Обвинение Гайслера повисает в воздухе, и это говорит о том, что понимание приведенного места в патрипассианском смысле неверно.
Что же на самом деле означают смущающие цитаты? Очевидно, только одно - любовь Бога к миру и к каждому из нас (и конкретно к герою). Герой, как это видно из текста, живет в рамках жесткой альтернативы: либо любовь Божия существует, и тогда зла не должно быть (не должно быть трагедий, подобных произошедшей с его дочерью), либо, если трагедии все же происходят, слова "Бог есть любовь" - ложь, и Сам Бог - лжец. Весь диалог с Софией, на который ссылается и Гайслер (стр. 205), имеет цель обозначить и разрушить эту альтернативу, показать, что Богу отнюдь не все равно, что происходит с миром. Но герой может это вместить только в одной форме (все мы судим по себе, так ведь?) - в форме сострадания (он и сам поступает, по крайней мере на уровне намерений, так же). Отсюда и образ ран от гвоздей, подобных ранам Иисуса, у Папы - иначе герою этого не понять и не принять (он ведь и обвиняет, забывая о всеведении и всеприсутствии Божием, что Отец оставил Сына на Голгофе (стр. 116), и, естествеено, имеет в виду, что и до страдания твари в таком случае Ему вовсе нет дела). Правильное же понимание этого образа (а это только образ) - любовь Божия, истинная любовь, которая заповедует: "Любите врагов ваших, благословляйте
проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за
обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на
праведных и неправедных". В конце концов, обсуждаемый образ стоит в одном ряду с тем, что Папа смеется (стр. 110), испытывает нежность (стр. 111), плачет (стр. 111) и т.д. Все это - наши человеческие состояния, и приписывать их Богу можно только с определенной целью и, как это говорят отцы, "в несобственном смысле". То же и со шрамами этими - внимательнее читать надо, товарисч Гайслер, контекст учитывать, тогда и не придется обвинять автора в ереси :)
Для меня было довольно удивительно встретить протестанта, ссылающегося на решения Вселенских соборов (опустим момент, что ссылка несправедлива), но уж коли Гайслер так хорошо знаком с историей догматических движений, то мог бы вспомнить и святителя Кирилла Александрийского с его "единой природой Бога Слова воплощенного". Предвзятость и невнимательность - главная беда Гайслера при чтении данной книги.
Можно сказать, что образ этот в "Хижине" перекликается со словами свт. Филарета Московского о событиях на Голгофе: там присутствовала Любовь Отца – распинающая.
Любовь Сына – распинаемая.
Любовь Духа – торжествующая силою крестною".