"Хижина" - pro and contra (начало)
Nov. 13th, 2010 12:31 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
beloebezmozgloeПочерпнул в "Примусе" книжку У.П. Янга "Хижина". Прочитал влет, да еще и с периодическими взрывами восторга от особенно удачных образов или формулировок. По форме очень похоже на лучшие вещи Р. Баха, содержание же мне показалось очень христианским (в отличие от баховского оккультизма). Когда поделился впечатлением с ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
naficus, он кинул в меня ссылкой на критическую статью. Статья зацепила и привела к созданию нижележащего текста.
«Хижина»: откровение или обольщение?
Норман Гайслер
<...>
Мысль Янга отчетлива и понятна: забудьте все, что Вы раньше думали о Боге, забудьте все, чему вас учили в семинарии, и осознайте, что Бог является каждому из нас в том виде, в каком это нужно лично нам. Мы не можем полагаться на свой прежний религиозный опыт (с. 113). Рассмотрим страницу, на которой автор статьи основывает данное (вводное) обвинение. Бог является герою в образе женщины-негритянки, что в представления героя никак не вписывается. У него (это раскрывается в дальнейших главах) весьма сильны представления разума, Бог для него заключен в рамки неких логических категорий, и это не дает герою принять самое главное - любовь Божию (собственно, вся книга - об этой любви). Поэтому Бог и говорит ему, что "если первым делом выбросить все из головы, то потом ... работать с сердцем гораздо легче" (стр. 112). В сердце у героя проблемы: после пережитой несколько лет назад трагедии он находится в состоянии отчаяния, и только мысль об ответственности перед семьей удерживает его (пока) от самоубийства (об этом говорится прямо - стр. 95). В ситуации, в которую попал герой, разум его, наполненный остатками семинарских знаний (качество их тоже будет показано ниже), уже показал свое бессилие, однако не уступает главенствующего положения, убивая веру, и для спасения этого конкретного (а вовсе не каждого, как это утверждает Гайслер) человека нужно освободить (на время) сердце от влияния разума. Бог (явившийся сейчас в виде женщины) объясняет дальше: "Макензи, Я - не мужчина и не женщина... Если Я выбираю, явиться ли тебе мужчиной или женщиной, это потому, что Я тебя люблю. Для Меня явиться тебе женщиной и предложить звать меня Папой - просто смешанные метафоры, просто чтобы ты не скатился обратно к религиозным условностям... Появиться перед тобой в образе величественного старца с бородой, как у Гэндальфа, означало бы укрепить в тебе религиозные стереотипы, а эти выходные будут посвящены вовсе не укреплению религиозных стереотипов". И чуть далее о герое говорится, что он "верил ... что Бог - это Дух, ни мужчина, ни женщина, но несмотря на это, он в смущении признавался себе, что Бог всегда представлялся ему исключительно белым и исключительно мужского пола" (стр. 113). Вот вам и семинарские знания (о, конечно, их столь возвышенное происхождение непременно требует их защиты и отстаивания!). Плюс ко всему у героя не было удачного опыта отношений со своим отцом в детстве, что создало в его голове вполне определенный негативный стереотип восприятия отцовства как такового (на Бога как Отца всех нас это отношение распространялось целиком и полностью: "Ты видишь ... Бога как безоговорочного предателя или, в лучшем случае, как существо, не заслуживающее доверия. Ты диктуешь обвинения, судишь Мои дела и признаешь Меня виновным" (стр. 154)). Все это вместе приводит нас к выводу, что автор статьи в определенном смысле прав, но то, в чем он обвиняет Янга, служит в наших глазах к его оправданию. Если "прежний религиозный опыт" героя не являлся опытом богообщения, но напротив, препятствует оному, герой мыслит о Боге совсем уж приземленным образом, то Бог по любви Своей находит способ преодоления этой ограниченности. "Каким-то образом способ, каким она явилась ему, лишил его способности сопротивляться ее любви" (С. 113). Отчаяние от пережитой трагедии и бессилие разума справиться с ним привело героя к богоборческой (т.е. вполне бесовской) жизненной позиции (это открыто проявляется, например на стр. 200-201), однако Бог находит способ выдернуть человека из этого преддверия ада, хотя для этого и приходится устранить некоторые "религиозные стереотипы". И, кстати, нигде не говорится, что таковой путь отказа от этих стереотипов должен распространяться еще на кого-то. Так что согласиться с приведенным обвинением Гайслера в отношении Янга я не могу. Вообще, в книге этой автор рассказывает о приобретенном опыте, а вовсе не строит какую-то новую обязательную для всех концепцию спасения.
Автор «Хижины» пытается изложить христианское мировоззрение в рамках жанра религиозной беллетристики, но весь вопрос в том, можно ли назвать его мировоззрение христианским. Вот и поглядим, каковы более конкретные претензии у автора статьи к книге. Обвинение выглядит серьезно, посмотрим на аргументы.
Проблема №1: отрицание традиционного христианства
За внешностью «Хижины» скрывается отрицание традиционного христианства (с. 227-228). Обратим внимание, во-первых, что под "традиционным христианством" у Янга (и Гайслера) понимается отнюдь не Православие или, скажем, католичество (ну или уж на худой конец лютеранство). Традиционное христианство для него - пятидесятничество или баптизм (до конца конфессиональность Гайслера не выяснена), и посему в отрицании обретенного в этих деноминациях религиозного опыта для представителей христианства более "традиционного" нет, возможно, и ничего страшного. Впрочем, до конца отринуть предъявленную претензию мы не можем, ибо и для нас поставленный вопрос - об отрицании/утверждении традиции в пользу чего-то, дотоле не бывшего, имеет свою остроту. У нас тоже более чем силен соблазн фарисейства (на русской почве квинтэссенцией его стало, вероятно, старообрядчество), когда какие-то внешние формы богопочитания (весьма важные на своем месте) вытесняют даже и само стремление к тому, чтобы в нас, по слову ап. Павла, "были те же чувствования, что и во Христе Иисусе". Что обсуждается на страницах, на которые ссылается Гайслер в подтверждение своего недовольства книгой Янга? Всего одна вещь - вопрос свободы. Иисус говорит герою, что "мировая система такова, какова она есть. Институты, системы, идеологии, и повсюду тщетные попытки человечества совладать с ними, и взаимодействия с ними избежать невозможно. Но Я могу тебе дать свободу, превосходящую все системы власти, ... будь то религия, экономика, социум или политика". Именно для героя "Хижины" (и, похоже, что и для Гайслера, это будет видно дальше) религия - прежде всего система власти, подобное иным человеческим институтам, и именно это неверное представление (исходящее не только из опыта, но и закрепленное доктринально, в той самой семинарии изучаемое - это и нам знакомо в немалой степени) Спаситель, всегда говорящий с нами на нашем языке, и исправляет. Не приводя каких-то аргументов для разума (как помним, для героя разум - не слишком удачный советник), а переводя вопрос в иную плоскость: "Ты будешь расти, и свобода будет внутри тебя или же вокруг всех видов систем, и ты будешь свободно маневрировать между ними. Вместе, ты и Я, мы сможем быть внутри и между ними". Все это, мню, вполне соответствует словам все того же Павла: "Где Дух Господень, там свобода", или формулировке Августина: "Люби Бога, и делай, что хочешь". Есть ли в этом "отрицание традиционного христианства"? Думаю, скорее, - его утверждение. В ответ герой указывает на других людей, для которых предлагаемый путь кажется неприемлемым, т.е., по сути, спрашивает, универсален ли этот путь, обязателен ли для всех (что и пытается инкриминировать ему автор статьи) и получает отрицательный ответ: "Для тех, кто привержен системам, Мы должны отыскать способ совмещать любовь и служение..." Но это или иное положение - следствие выбора каждого конкретного человека, каждый из которых "волен жить и любить без всяких схем" (стр. 227). Герой спрашивает: "Это и означает быть христианином?" и получает еще один, или даже два неожиданных ответа: "А кто говорил что-нибудь о христианах? (1) Я - не христианин (2)". Почему ответ таков? Значит ли он жесткую необходимость для спасения быть (или не быть) последователем Христа (в смысле принадлежности к какой-то церковной организации)? Не забираясь сейчас в дебри вопроса о границах Церкви (а в случае Янга (или его героя) ответ на него сильно сложнее, чем для нас в силу поликонфессиональности США), можно с уверенностью предположить, что ответ таков именно в силу существующих особенностей восприятия героя, к которым приноравливается Говорящий. "Те, кто Меня любит, приходят из всех существующих систем", т.е. спасительна не принадлежность к той или иной религиозной организации (системы власти par exellence в восприятии героя) сама по себе, а именно личные отношения со Христом, которые (с разной степенью кривизны) все же как-то возможны в рамках немалого числа доктрин. Естественно, это отношения: а) вполне определенного качества ("Те, кто Меня любит..."), и б) они могут возникнуть только при произошедшей личной встрече с Иисусом, а не просто при соблюдении неких норм, пусть и самых что ни на есть правильных. Не об этом ли писали многие православные авторы (ну, хотя бы митр. Антоний Сурожский - "О встрече")? Все эти нормы хороши, если они выполняют свою задачу - осуществлению этой самой встречи человека со Спасителем, если же нет - происходит отказ от них (не только на уровне отдельных личностей, но и на уровне церковных организаций. История, скажем, развития богослужения или покаянной дисциплины, да и многого другого в Церкви тому свидетель). Перефразируя известные слова Павла, Янг продолжает от имени Иисуса: "Это (те, кто любит Иисуса) - буддисты и мормоны, баптисты и мусульмане, демократы, республиканцы и многие, кто вообще ни за кого не голосует..." (там еще много перечислений). Герой спрашивает: "Значит ли это, что все дороги ведут к Тебе?" (ну, то есть, прав ли вульгарный экуменизм?). Герой (как и Гайслер) даже и не заметил, что было сказано об этих любящих Иисуса людях, что они "приходят из" чего-то, находящегося вне личных отношений со Христом, что среди Его последователей есть "бывшие" (те-то, те-то, те-то... - еще одно перечисление). Для героя, который понимает христианство исключительно как земной институт власти (стоит ли этому удивляться? И о Боге, как мы видели, его представления не лучше (вот, например, еще одна цитата в тему: "Святость всегда была для Мака холодным и выхолощенным понятием" (стр. 131)), а первое неизбежно проистекает из последнего), звучат удивительные по внешности слова: "У Меня нет желания делать из них христиан (т.е. еще одних представителей системы власти - для героя это пока только так), однако я хочу видеть, как они перерождаются в сыновей и дочерей моего Отца, в братьев и сестер, в Моих возлюбленных". Все то же - не спор для разума (против аргументов всегда найдутся иные аргументы), а переведение на иной план восприятия, смена самой точки отсчета. И про экуменизм же ответ очень недвусмысленный: "Большинство дорог не ведут вообще никуда. Но это (сказанное) значит, что Я сам готов идти по любой дороге, чтобы отыскать тебя". Мню, это художественная перефразировка слов Писания, что Бог "хочет всем спастись и в познание истины прийти", "Я есмь путь...". Вот и все, что обсуждается на этих страницах. Есть ли здесь "отрицание традиционного христианства"? Сильно сомневаюсь. Вероятно, у нас с Гайслером здесь разный опыт и разные понятия о традиционном христианстве. С точки зрения Православия здесь лишь утверждение традиционного христианства (конфессия Гайслера под это определение не попадает). Янг утверждает, что традиционное христианство не решило его проблемы. Не помогло даже семинарское образование (с. 78). Янг настаивает на том, что христианство необходимо пересмотреть, прежде чем оно станет понятным. Вот здесь неплохо бы примерчик привести из текста, а? Я не увидел этого настаивания. Голословное обвинение. Однако возникает закономерный вопрос — может быть, это не христианство нуждается в пересмотре, а христиане нуждаются в духовном оживлении? Дык ведь именно об этом - вся книга. Только для Янга (и его героя) это оживление заключается в личной встрече каждого со Христом, а для Гайслера (коли он этого не видит) ... Вероятно, в чем-то ином. И мне кажется, православный ответ совпадет с ответом Янга. Несомненно одно: христианство не следует отвергать только потому, что некоторые его представители лицемерят. Этот вопрос (о лицемерии) как-то вообще не поднимается в книге. Есть впечатление, что автор статьи вычитал в ней то, чего там не написано, и критикует не книгу, а какое-то свое о ней впечатление. Да, некоторые семинарии дают некачественное образование, и даже хорошее семинарское образование бесполезно, если его не использовать должным образом. Вот это очень важный вопрос - о цели богословского образования. Но поставив его, Гайслер его не развивает. Однако не следует выплескивать вместе с водой и младенца. Христос основал Церковь и сказал, что врата ада не одолеют ее (Мф. 16:16-18). Автор «Хижины» предлагает променять Церковь, полную людей, слушающих проповедь Божьего Слова, на пустую хижину, в которой нет ни того, ни другого. Э-э-э... Что-то таких предложений я в книге не увидел, и, боюсь, автору статьи не подтвердить этого утверждения текстом (он и не пытается). Кстати, и хижина-то ведь отнюдь не пуста оказалась у Янга. Вопрос, от которого мы ушли выше (о Церкви) теперь поставлен и Гайслером. Однако ответа на него Гайслер не предлагает, хотя обвиняет при этом в неправильном ответе Янга. Пожалуй, это не зря. Христос ведь сказал: "Создам Церковь Мою...", а не "церкви Мои..." Гайслер вступил на почву, которая у него самого под ногами колеблется. О какой церкви говорил Иисус? О баптистской, о методистской, о пятидесятнической, о католической, в конце концов (не уверен, что он слышал о Православии)? Или о всех них вместе взятых? От какой церкви, по его мнению, предлагает отказаться Янг? Все ли сообщества, именующие себя церквями, равны между собой, все ли они "столпы и утверждение истины"? Если нет, то отказ от лжеучений (например), накопившихся в той или иной деноминации, сам по себе еще не есть нечто безусловно плохое. Впрочем, есть у Гайслера значащая оговорка - единственный признак Церкви, который он выделяет, это наличие проповеди ("люди, слушающие проповедь Слова Божия"), ну и, возможно, количество этих людей ("Церковь, полная людей"). Вполне по протестантски (или пост-протестантски), что скажешь? Однако, истинное понимание Церкви исходит из ее евхаристической природы: это богочеловеческое единство, единство не внешнее (через слушание или даже послушание), но самое тесное и непосредственное - через соединение со Христом и друг с другом в одном теле через Причастие, вступления в единство телесное, в продолжение единства Божества и человечества, бывшего в самом Иисусе. Когда Павел называет Церковь Телом Христовым, он понимает это вполне буквально. Это понимание сохраняется в истинной Церкви и по сей день, и если оно отвергнуто или искажено в отпавших от единства церковного деноминациях (конечно, и в семинариях этих конфессий обучают соответствующим взглядам), то стоит ли сильно жалеть об избавлении от таких "религиозных стереотипов"?
И это единство - главное условие для личной встречи с Богом. Если этого нет, то и все внешние формы церковности, долженствующие привести человека к этой встрече, практически бесполезны. Именно так происходит и с героем книги, однако Бог по-прежнему остается верным Своим намерениям ("всем спастись"), и пользуется иными, неожиданными путями, чтобы встреча состоялась. Со стороны Бога это универсальный принцип, со стороны людей - вовсе нет. В Церкви (в истинной Церкви) есть, по слову все того же Павла, "множество связей" (Еф, 4:16), и если люди рвут главную из них, то Бог использует хотя бы то, что осталось, дабы спасти и членов этих конфессий. В конце концов, "душа человека по природе своей христианка", человек "заточен" под жизнь в Боге, в Его любви, и об этом в "Хижине" тоже говорится (стр. 118-122). Так что то, о чем говорит Янг, никак не назовешь "отрицанием традиционного христианства", "отрицанием Церкви", это, напротив, возвращение к тому, чего не заменят ни (вспомним наши реалии) запах ладана, ни красивые одежды, ни особый сакральный язык (а вот на своем месте все эти вещи очень нужны и важны). Об этом можно почитать хоть у Симеона Нового Богослова, хоть в беседе прп. Серафима с Мотовиловым. Эту претензию считаем ошибочной.
Проблема №2: приоритет личных переживаний перед откровением.
Основополагающий изъян в мировоззрении «Хижины» заключается в том, что автор отвергает библейское откровение на основании личных переживаний Еще раз спрошу: где пример такового отвержения? Личная встреча с Богом - основа всей книги, но где эта встреча становится отвержением библейского откровения? Утверждение выглядит голословным. Предлагаемые решения он черпает не из Писания, а из внебиблейских источников (с. 106-125). Он предпочитает небиблейские голоса голосу Божьему в Писании. Эта претензия имеет силу, только если эти "небиблейские голоса" заранее опознаны как не-голос Божий (и Гайслер, похоже, именно на этой позиции стоит), притом голосу Божию, выраженному в Писании, противопоставленные. Однако, на основании чего такое заключение произведено - неизвестно. Обязаны ли мы принимать это заключение? Очень ситуация напоминает диалог исцеленного Иисусом человека с иудеями (Ин, 9:15-34): мы знаем, что с Моисеем говорил Бог, а кто говорит здесь - не знаем. А факт произведенного чуда игнорируется (а в случае с "Хижиной" чудо исцеления, исцеления души героя, куда большее, чем очищение от проказы, автором претензий игнорируется аналогичным образом).
Но - будем педантами, посмотрим, какие именно библейские истины и как обсуждаются на указанных страницах.
В тексте мы вообще не найдем каких-то цитат из Писания, справедливость которых так или иначе бы обсуждалась на словах. Так что придется пытаться извлечь эти истины из контекста.
Пожалуй, первое - явление Божие в столь необычном виде ("большая черная женщина с сомнительным чувством юмора" - стр. 107). Сама по себе подобная теофания для читавшего Ветхий Завет не должна быть удивительной - вспомним хотя бы неопалимую купину или борьбу Иакова ночью. Бог волен, исходя из собственных (думаю, наиболее правильных) представлений о целесообразности той или иной формы Своего откровения, поступать, не сообразовываясь с тем, что может ожидать человек, и Он нередко поступает именно так. Видимо (и на это указывается в "Хижине") в данном случае наиболее пригодна для поставленных целей именно такое богоявление. "Кто познал ум Господень? И кто был советником Ему?".
Затем следует обсуждение того, что слушает Папа ("стиль Вест-кост джюс. Группа "Диатрайб", альбом "Путешествия души") вряд ли можно отнести к каким-либо прямо библейским истинам. Очевидно, что это образ - образ внимания Божия, заботы Божией о нас. Папа говорит об этой музыке нечто странное для героя: "Вообще никакой религии", что последнего удивляет. Может именно это и не понравилось Гайслеру? Однако на это дается очень библейское разъяснение: "Тебе не стоит решать за Меня. Я слушаю все, и не только саму музыку, но и биение сердца за ней" (стр. 109). Параллели из Писания: "Дух все проникает, и глубины Божии". "Сыне, дай мне сердце твое".
Далее идет обсуждение того, как герою непросто называть Явившегося Папой (Иисус привел нас к этому, "открыл имя Твое человекам", а личный опыт героя здесь, действительно, противопоставлен таковому именованию. Что ж, показаны причины этого, состояние героя признано несоответствующим должному, значительная часть книги посвящена исправлению этой ситуации. Что здесь противопоставлено библейскому откровению?
Чуть дальше (стр. 114) герой, все еще не могущий прийти в себя от необычности происходящего, задает вопрос, характеризующий то, чему его учили в той самой пресловутой семинарии: "Почему делается такой упор на том, что Ты - Отец? Вроде бы считается, что именно в этом образе Ты являлась чаще всего..." Можно, конечно, различно толковать библейские теофании, однако явлений, которые можно было бы называть "явлением в образе Отца" я за исключением Крещения Господня, Преображения и ответа на молитву Иисуса ("И прославил, и еще прославлю") что-то не могу вспомнить. Да еще и чтобы таких теофаний было больше всего? Как-то мне не слишком традиционным кажется вариант христианства, к которому принадлежит герой. Не здесь ли увидел Гайслер противопоставление библейских истин личному опыту героя? Однако, я бы не торопился отождествлять это "вроде бы считается..." с тем, что в действительности говорится в Библии.
На стр. 114-115 - обсуждение вопроса о человеческой свободе. И решается эта проблема вполне по библейски: "Только Я могу освободить тебя Макензи, но свободу нельзя навязать силой" ("где Дух Господень, там свобода"). И чуть далее: "Истина должна тебя освободить, и у Истины есть имя. Он там, в мастерской, весь в опилках. Все это в нем" (речь об Иисусе). Что здесь не библейского? Практически, дословная цитата: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными".
Следующая тема вынесена Гайслером в отдельный вопрос, поэтому она будет обсуждена ниже.
Дальше - откровение от Папы: "Я не, что ты думаешь, Макензи". Есть ли в этом нечто антибиблейское? "Мои мысли - не ваши мысли, -говорит Господь, - Мои пути - не ваши пути".
Далее - беседа о природе человека, созданного для любви, для жизни в Боге ("В самый эпицентр Моей любви!"), об уклонении от человека от этого пути (между делом - великолепная аллюзия на Синайское откровение: "Я Бог. Я тот, кто Я есть"), о невозможности существу тварной природы понять природу Творца и о желании последнего, чтобы такое познание все же происходило (стр. 118-120). Библейские параллели: "Я есмь Сущий"; "Бог во свете неприступном живет"; "Милости хочу, а не жертвы, и боговедения более, нежели всесожжений" (Ос, 6:6). Боговедение же - не сумма знаний о Боге, пусть и полученных в семинарии или почерпнутых из Библии, но опытное знание Самого Бога.
Ниже: "По природе я совершенно бесконечна и лишена ограничений. Я всегда сознаю все в полноте. Я живу в состоянии безграничного удовлетворения, и это нормальный способ Моего существования" (стр. 120). Что антибиблейского здесь? (цитаты из Писания уже просто лень искать).
Дальше идут темы цели творения, грехопадения, боговоплощения, соединения двух природ в Иисусе (просто краткий курс догматики!). Есть необычная мысль (я ее еще не обдумал до конца, но интуитивно она мне очень нравится): чудеса Христовы доказывают не то, что Он был Богом, а то "Иисус - настоящий человек ... Он никогда не прибегал к Своей божественной природе, чтобы сотворить что-то" (стр. 121). Подробности переписывать не буду :), хотя объяснение дано, и оно, как кажется, сочетается с другими областями догматики. Впрочем, здесь еще есть, над чем подумать.
Еще там обсуждается тема ограниченности/неограниченности Бога при воплощении, троичность и единичность Божия и влияние этого на творение, завершающееся очевидной аллюзией на знаменитое "Бог есть любовь", необходимость веры для богообщения. Ничего антибиблейского на этих страницах я не заметил, эту претензию тоже считаем ничтожной, не основанной на тексте книги. Может быть Гайслер считает, что в жанре христианской беллетристики Бог должен говорить цитатами из Писания? Если так, то Нарния Льюиса - ни разу не христианское произведение.
<...>
В конечном счете, он (Янг)использует собственный опыт для толкования Библии, а не Библию для толкования собственного опыта.
Это интересная мысль, и сперва кажется, против нее трудно что-то возразить. Однако здесь есть некая тонкость. Не секрет, что вариантов понимания библейского текста множество. Какие-нибудь несчастные иеговисты тоже уверены, что уж лучше них Библию никто не изучил и не понимает. А посему приведенная фраза должна бы звучать на самом деле так: "Янг использует собственный опыт для толкования Библии, а не принятое в нашей конфессии понимание Библии для толкования собственного опыта". Где же критерий правильности понимания библейского текста? В самом Писании он не дан, однако значит ли это, что все толкования равно справедливы? Отнюдь. Дадим такой ответ: если "все Писание богодухновенно" (ап. Павел), то только Дух Божий (основной автор библейского текста) и может дать нам критерий понимания истинности того или иного толкования. Тем самым мы приходим опять к первичности опыта богообщения перед библейским текстом. Гайслер же, похоже, хочет ограничить Бога отражением Его прошлых проявлений в тварном мире. Бедняга.
И это приводит его к отрицанию основополагающего учения протестантизма. Ну, это в комментарии, думаю, даже и не нуждается. Что нам до учения протестантизма, пусть и основополагающего? У нас в основании положен краеугольный камень, Христос, а не какое-то, пусть и самое замечательное учение.
Проблема №3: отрицание принципа Sola Scriptura
Автор «Хижины» не признает за Библией право быть единственным мерилом в вопросах веры и жизни. Вместо того, чтобы найти Библию у алтаря маленькой ветхой сельской церквушки и найти утешение и совет в Божьем Слове (что-то подобное Иову его друзья советовали, помнится), главный герой книги получает указание отправиться в пустую хижину без всякой Библии, чтобы внебиблейские голоса объяснили ему, как пережить произошедшую с ним трагедию. Данное рассуждение прекрасно обнажает всю духовную немощь протестантизма. На память приходит одна из серий "Смешариков", посвященная тому, как Пин изобрел телеграф. Помните патетический возглас Карыча в конце? "Вместо того, чтобы сидеть дома и читать сообщения, нам опять придется ходить друг ко другу в гости, видеть глаза и улыбки собеседника! Как мы это переживем?" Смешарики (и Янг) делают правильный выбор, а вот Гайслер...
Автор «Хижины» отвергает все, чему его «учили в семинарии» — «что Бог прекратил общение с современными людьми и предпочитает, чтобы они только следовали букве Писания… Глас Господень редуцировался до бумаги… Вроде бы непосредственное общение с Богом было чем-то истинным лишь для древних неискушенных людей… Никто не искал вестей от Бога в почтовом ящике, только в книге» (c. 78). Судя по всему, Гайслер согласен с тем, что это так и должно быть, этому учат в их семинариях? Бедняга...
Между тем, Библия ясно говорит, что «Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим. 3:16-17). Действительно, мы находим утешение не во внебиблейских откровениях, оно даруется нам через «все, что писано было прежде», чтобы мы «терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15:4). Вот ведь только незадача какая - приведенные слова Павла о Писании говорят исключительно о Ветхом Завете. Писания Нового Завета для того времени (в том числе и сами приведенные слова) были именно что "внебиблейскими голосами". И если мы распространяем на них понятие богодухновенности, допуская тем самым, что откровение может подаваться и иным, помимо Писания способом (впоследствии этот способ может быть и отражен на письме), то отвержение книги Янга (если ее и следует отвергнуть) должно происходить на каком-то ином основании. Данное же - не катит. Гайслер предлагает, образно говоря, Анании в Дамаске, когда Господь обратился к нему (Деян, 9:10), вместо того, чтобы идти и завершить обращение Савла его исцелением сидеть и утешаться какими-нить словами, например, Исаии. А отроку Самуилу, когда его звал Господь ночью, срочно бежать утешаться Второзаконием. Ну и прочее. Смешно, да. Ну и потом, "полезно" у Павла (2 Тим,3:16) вовсе не синоним "единственно допустимо".
Короче говоря, Библия достаточна для веры и жизни. Чтобы вести христианскую жизнь, мы не нуждаемся ни в какой новой истине извне Библии. Новая ли здесь истина по сравнению с библейской? Пока Гайслер этого не показал. Если это действительно так, то он прав, это откровение принимать не следует. Однако почему-то кажется, что акцент в последней фразе не столько на новизне, сколько на "извне Библии". Или я не прав? У Гайслера получается, что Бог более не может открывать Себя ничем иным, как только текстом Писания. Где в Писании об этом сказано, простите? Приведенные цитаты из Павла этого не утверждают. Эх, бедныйЙорик Смеагорл Гайслер!
Но, конечно, это не означает, что Бог не может, когда это нужно, с помощью различных событий, в том числе трагических, приводить нам на память библейские принципы. Он может, и Он это делает. Но эти переживания не приносят с собой никаких новых откровений. Рассуждения в на тему, что Бог может, а чего нет, выглядят смешно и жалко. А как же насчет "все возможно Богу"?
Второй раз звучит обвинение в "новизне" откровения, данного герою Янга. Посмотрим, будет ли какая-то конкретика, пока это только лишь слова.
Это всего лишь возможности, которые Бог использует для того, чтобы еще раз привлечь наше внимание к единственному непогрешимому письменному источнику Его откровения — к Библии, и только к ней одной. Бедный, бедный Смеагорл! Помнится, кстати, был один персонаж в евангельской истории, который активно цитировал Священное Писание, да вот только в ответ услышал: "Отойди от Меня!" (Мф, 4:10)
UPDATE: поскольку возникли недоумения, уточняю: мой текст - синий, разбираемой критической статьи - черный.
naficus, он кинул в меня ссылкой на критическую статью. Статья зацепила и привела к созданию нижележащего текста. «Хижина»: откровение или обольщение?
Норман Гайслер
<...>
Мысль Янга отчетлива и понятна: забудьте все, что Вы раньше думали о Боге, забудьте все, чему вас учили в семинарии, и осознайте, что Бог является каждому из нас в том виде, в каком это нужно лично нам. Мы не можем полагаться на свой прежний религиозный опыт (с. 113). Рассмотрим страницу, на которой автор статьи основывает данное (вводное) обвинение. Бог является герою в образе женщины-негритянки, что в представления героя никак не вписывается. У него (это раскрывается в дальнейших главах) весьма сильны представления разума, Бог для него заключен в рамки неких логических категорий, и это не дает герою принять самое главное - любовь Божию (собственно, вся книга - об этой любви). Поэтому Бог и говорит ему, что "если первым делом выбросить все из головы, то потом ... работать с сердцем гораздо легче" (стр. 112). В сердце у героя проблемы: после пережитой несколько лет назад трагедии он находится в состоянии отчаяния, и только мысль об ответственности перед семьей удерживает его (пока) от самоубийства (об этом говорится прямо - стр. 95). В ситуации, в которую попал герой, разум его, наполненный остатками семинарских знаний (качество их тоже будет показано ниже), уже показал свое бессилие, однако не уступает главенствующего положения, убивая веру, и для спасения этого конкретного (а вовсе не каждого, как это утверждает Гайслер) человека нужно освободить (на время) сердце от влияния разума. Бог (явившийся сейчас в виде женщины) объясняет дальше: "Макензи, Я - не мужчина и не женщина... Если Я выбираю, явиться ли тебе мужчиной или женщиной, это потому, что Я тебя люблю. Для Меня явиться тебе женщиной и предложить звать меня Папой - просто смешанные метафоры, просто чтобы ты не скатился обратно к религиозным условностям... Появиться перед тобой в образе величественного старца с бородой, как у Гэндальфа, означало бы укрепить в тебе религиозные стереотипы, а эти выходные будут посвящены вовсе не укреплению религиозных стереотипов". И чуть далее о герое говорится, что он "верил ... что Бог - это Дух, ни мужчина, ни женщина, но несмотря на это, он в смущении признавался себе, что Бог всегда представлялся ему исключительно белым и исключительно мужского пола" (стр. 113). Вот вам и семинарские знания (о, конечно, их столь возвышенное происхождение непременно требует их защиты и отстаивания!). Плюс ко всему у героя не было удачного опыта отношений со своим отцом в детстве, что создало в его голове вполне определенный негативный стереотип восприятия отцовства как такового (на Бога как Отца всех нас это отношение распространялось целиком и полностью: "Ты видишь ... Бога как безоговорочного предателя или, в лучшем случае, как существо, не заслуживающее доверия. Ты диктуешь обвинения, судишь Мои дела и признаешь Меня виновным" (стр. 154)). Все это вместе приводит нас к выводу, что автор статьи в определенном смысле прав, но то, в чем он обвиняет Янга, служит в наших глазах к его оправданию. Если "прежний религиозный опыт" героя не являлся опытом богообщения, но напротив, препятствует оному, герой мыслит о Боге совсем уж приземленным образом, то Бог по любви Своей находит способ преодоления этой ограниченности. "Каким-то образом способ, каким она явилась ему, лишил его способности сопротивляться ее любви" (С. 113). Отчаяние от пережитой трагедии и бессилие разума справиться с ним привело героя к богоборческой (т.е. вполне бесовской) жизненной позиции (это открыто проявляется, например на стр. 200-201), однако Бог находит способ выдернуть человека из этого преддверия ада, хотя для этого и приходится устранить некоторые "религиозные стереотипы". И, кстати, нигде не говорится, что таковой путь отказа от этих стереотипов должен распространяться еще на кого-то. Так что согласиться с приведенным обвинением Гайслера в отношении Янга я не могу. Вообще, в книге этой автор рассказывает о приобретенном опыте, а вовсе не строит какую-то новую обязательную для всех концепцию спасения.
Автор «Хижины» пытается изложить христианское мировоззрение в рамках жанра религиозной беллетристики, но весь вопрос в том, можно ли назвать его мировоззрение христианским. Вот и поглядим, каковы более конкретные претензии у автора статьи к книге. Обвинение выглядит серьезно, посмотрим на аргументы.
Проблема №1: отрицание традиционного христианства
За внешностью «Хижины» скрывается отрицание традиционного христианства (с. 227-228). Обратим внимание, во-первых, что под "традиционным христианством" у Янга (и Гайслера) понимается отнюдь не Православие или, скажем, католичество (ну или уж на худой конец лютеранство). Традиционное христианство для него - пятидесятничество или баптизм (до конца конфессиональность Гайслера не выяснена), и посему в отрицании обретенного в этих деноминациях религиозного опыта для представителей христианства более "традиционного" нет, возможно, и ничего страшного. Впрочем, до конца отринуть предъявленную претензию мы не можем, ибо и для нас поставленный вопрос - об отрицании/утверждении традиции в пользу чего-то, дотоле не бывшего, имеет свою остроту. У нас тоже более чем силен соблазн фарисейства (на русской почве квинтэссенцией его стало, вероятно, старообрядчество), когда какие-то внешние формы богопочитания (весьма важные на своем месте) вытесняют даже и само стремление к тому, чтобы в нас, по слову ап. Павла, "были те же чувствования, что и во Христе Иисусе". Что обсуждается на страницах, на которые ссылается Гайслер в подтверждение своего недовольства книгой Янга? Всего одна вещь - вопрос свободы. Иисус говорит герою, что "мировая система такова, какова она есть. Институты, системы, идеологии, и повсюду тщетные попытки человечества совладать с ними, и взаимодействия с ними избежать невозможно. Но Я могу тебе дать свободу, превосходящую все системы власти, ... будь то религия, экономика, социум или политика". Именно для героя "Хижины" (и, похоже, что и для Гайслера, это будет видно дальше) религия - прежде всего система власти, подобное иным человеческим институтам, и именно это неверное представление (исходящее не только из опыта, но и закрепленное доктринально, в той самой семинарии изучаемое - это и нам знакомо в немалой степени) Спаситель, всегда говорящий с нами на нашем языке, и исправляет. Не приводя каких-то аргументов для разума (как помним, для героя разум - не слишком удачный советник), а переводя вопрос в иную плоскость: "Ты будешь расти, и свобода будет внутри тебя или же вокруг всех видов систем, и ты будешь свободно маневрировать между ними. Вместе, ты и Я, мы сможем быть внутри и между ними". Все это, мню, вполне соответствует словам все того же Павла: "Где Дух Господень, там свобода", или формулировке Августина: "Люби Бога, и делай, что хочешь". Есть ли в этом "отрицание традиционного христианства"? Думаю, скорее, - его утверждение. В ответ герой указывает на других людей, для которых предлагаемый путь кажется неприемлемым, т.е., по сути, спрашивает, универсален ли этот путь, обязателен ли для всех (что и пытается инкриминировать ему автор статьи) и получает отрицательный ответ: "Для тех, кто привержен системам, Мы должны отыскать способ совмещать любовь и служение..." Но это или иное положение - следствие выбора каждого конкретного человека, каждый из которых "волен жить и любить без всяких схем" (стр. 227). Герой спрашивает: "Это и означает быть христианином?" и получает еще один, или даже два неожиданных ответа: "А кто говорил что-нибудь о христианах? (1) Я - не христианин (2)". Почему ответ таков? Значит ли он жесткую необходимость для спасения быть (или не быть) последователем Христа (в смысле принадлежности к какой-то церковной организации)? Не забираясь сейчас в дебри вопроса о границах Церкви (а в случае Янга (или его героя) ответ на него сильно сложнее, чем для нас в силу поликонфессиональности США), можно с уверенностью предположить, что ответ таков именно в силу существующих особенностей восприятия героя, к которым приноравливается Говорящий. "Те, кто Меня любит, приходят из всех существующих систем", т.е. спасительна не принадлежность к той или иной религиозной организации (системы власти par exellence в восприятии героя) сама по себе, а именно личные отношения со Христом, которые (с разной степенью кривизны) все же как-то возможны в рамках немалого числа доктрин. Естественно, это отношения: а) вполне определенного качества ("Те, кто Меня любит..."), и б) они могут возникнуть только при произошедшей личной встрече с Иисусом, а не просто при соблюдении неких норм, пусть и самых что ни на есть правильных. Не об этом ли писали многие православные авторы (ну, хотя бы митр. Антоний Сурожский - "О встрече")? Все эти нормы хороши, если они выполняют свою задачу - осуществлению этой самой встречи человека со Спасителем, если же нет - происходит отказ от них (не только на уровне отдельных личностей, но и на уровне церковных организаций. История, скажем, развития богослужения или покаянной дисциплины, да и многого другого в Церкви тому свидетель). Перефразируя известные слова Павла, Янг продолжает от имени Иисуса: "Это (те, кто любит Иисуса) - буддисты и мормоны, баптисты и мусульмане, демократы, республиканцы и многие, кто вообще ни за кого не голосует..." (там еще много перечислений). Герой спрашивает: "Значит ли это, что все дороги ведут к Тебе?" (ну, то есть, прав ли вульгарный экуменизм?). Герой (как и Гайслер) даже и не заметил, что было сказано об этих любящих Иисуса людях, что они "приходят из" чего-то, находящегося вне личных отношений со Христом, что среди Его последователей есть "бывшие" (те-то, те-то, те-то... - еще одно перечисление). Для героя, который понимает христианство исключительно как земной институт власти (стоит ли этому удивляться? И о Боге, как мы видели, его представления не лучше (вот, например, еще одна цитата в тему: "Святость всегда была для Мака холодным и выхолощенным понятием" (стр. 131)), а первое неизбежно проистекает из последнего), звучат удивительные по внешности слова: "У Меня нет желания делать из них христиан (т.е. еще одних представителей системы власти - для героя это пока только так), однако я хочу видеть, как они перерождаются в сыновей и дочерей моего Отца, в братьев и сестер, в Моих возлюбленных". Все то же - не спор для разума (против аргументов всегда найдутся иные аргументы), а переведение на иной план восприятия, смена самой точки отсчета. И про экуменизм же ответ очень недвусмысленный: "Большинство дорог не ведут вообще никуда. Но это (сказанное) значит, что Я сам готов идти по любой дороге, чтобы отыскать тебя". Мню, это художественная перефразировка слов Писания, что Бог "хочет всем спастись и в познание истины прийти", "Я есмь путь...". Вот и все, что обсуждается на этих страницах. Есть ли здесь "отрицание традиционного христианства"? Сильно сомневаюсь. Вероятно, у нас с Гайслером здесь разный опыт и разные понятия о традиционном христианстве. С точки зрения Православия здесь лишь утверждение традиционного христианства (конфессия Гайслера под это определение не попадает). Янг утверждает, что традиционное христианство не решило его проблемы. Не помогло даже семинарское образование (с. 78). Янг настаивает на том, что христианство необходимо пересмотреть, прежде чем оно станет понятным. Вот здесь неплохо бы примерчик привести из текста, а? Я не увидел этого настаивания. Голословное обвинение. Однако возникает закономерный вопрос — может быть, это не христианство нуждается в пересмотре, а христиане нуждаются в духовном оживлении? Дык ведь именно об этом - вся книга. Только для Янга (и его героя) это оживление заключается в личной встрече каждого со Христом, а для Гайслера (коли он этого не видит) ... Вероятно, в чем-то ином. И мне кажется, православный ответ совпадет с ответом Янга. Несомненно одно: христианство не следует отвергать только потому, что некоторые его представители лицемерят. Этот вопрос (о лицемерии) как-то вообще не поднимается в книге. Есть впечатление, что автор статьи вычитал в ней то, чего там не написано, и критикует не книгу, а какое-то свое о ней впечатление. Да, некоторые семинарии дают некачественное образование, и даже хорошее семинарское образование бесполезно, если его не использовать должным образом. Вот это очень важный вопрос - о цели богословского образования. Но поставив его, Гайслер его не развивает. Однако не следует выплескивать вместе с водой и младенца. Христос основал Церковь и сказал, что врата ада не одолеют ее (Мф. 16:16-18). Автор «Хижины» предлагает променять Церковь, полную людей, слушающих проповедь Божьего Слова, на пустую хижину, в которой нет ни того, ни другого. Э-э-э... Что-то таких предложений я в книге не увидел, и, боюсь, автору статьи не подтвердить этого утверждения текстом (он и не пытается). Кстати, и хижина-то ведь отнюдь не пуста оказалась у Янга. Вопрос, от которого мы ушли выше (о Церкви) теперь поставлен и Гайслером. Однако ответа на него Гайслер не предлагает, хотя обвиняет при этом в неправильном ответе Янга. Пожалуй, это не зря. Христос ведь сказал: "Создам Церковь Мою...", а не "церкви Мои..." Гайслер вступил на почву, которая у него самого под ногами колеблется. О какой церкви говорил Иисус? О баптистской, о методистской, о пятидесятнической, о католической, в конце концов (не уверен, что он слышал о Православии)? Или о всех них вместе взятых? От какой церкви, по его мнению, предлагает отказаться Янг? Все ли сообщества, именующие себя церквями, равны между собой, все ли они "столпы и утверждение истины"? Если нет, то отказ от лжеучений (например), накопившихся в той или иной деноминации, сам по себе еще не есть нечто безусловно плохое. Впрочем, есть у Гайслера значащая оговорка - единственный признак Церкви, который он выделяет, это наличие проповеди ("люди, слушающие проповедь Слова Божия"), ну и, возможно, количество этих людей ("Церковь, полная людей"). Вполне по протестантски (или пост-протестантски), что скажешь? Однако, истинное понимание Церкви исходит из ее евхаристической природы: это богочеловеческое единство, единство не внешнее (через слушание или даже послушание), но самое тесное и непосредственное - через соединение со Христом и друг с другом в одном теле через Причастие, вступления в единство телесное, в продолжение единства Божества и человечества, бывшего в самом Иисусе. Когда Павел называет Церковь Телом Христовым, он понимает это вполне буквально. Это понимание сохраняется в истинной Церкви и по сей день, и если оно отвергнуто или искажено в отпавших от единства церковного деноминациях (конечно, и в семинариях этих конфессий обучают соответствующим взглядам), то стоит ли сильно жалеть об избавлении от таких "религиозных стереотипов"?
И это единство - главное условие для личной встречи с Богом. Если этого нет, то и все внешние формы церковности, долженствующие привести человека к этой встрече, практически бесполезны. Именно так происходит и с героем книги, однако Бог по-прежнему остается верным Своим намерениям ("всем спастись"), и пользуется иными, неожиданными путями, чтобы встреча состоялась. Со стороны Бога это универсальный принцип, со стороны людей - вовсе нет. В Церкви (в истинной Церкви) есть, по слову все того же Павла, "множество связей" (Еф, 4:16), и если люди рвут главную из них, то Бог использует хотя бы то, что осталось, дабы спасти и членов этих конфессий. В конце концов, "душа человека по природе своей христианка", человек "заточен" под жизнь в Боге, в Его любви, и об этом в "Хижине" тоже говорится (стр. 118-122). Так что то, о чем говорит Янг, никак не назовешь "отрицанием традиционного христианства", "отрицанием Церкви", это, напротив, возвращение к тому, чего не заменят ни (вспомним наши реалии) запах ладана, ни красивые одежды, ни особый сакральный язык (а вот на своем месте все эти вещи очень нужны и важны). Об этом можно почитать хоть у Симеона Нового Богослова, хоть в беседе прп. Серафима с Мотовиловым. Эту претензию считаем ошибочной.
Проблема №2: приоритет личных переживаний перед откровением.
Основополагающий изъян в мировоззрении «Хижины» заключается в том, что автор отвергает библейское откровение на основании личных переживаний Еще раз спрошу: где пример такового отвержения? Личная встреча с Богом - основа всей книги, но где эта встреча становится отвержением библейского откровения? Утверждение выглядит голословным. Предлагаемые решения он черпает не из Писания, а из внебиблейских источников (с. 106-125). Он предпочитает небиблейские голоса голосу Божьему в Писании. Эта претензия имеет силу, только если эти "небиблейские голоса" заранее опознаны как не-голос Божий (и Гайслер, похоже, именно на этой позиции стоит), притом голосу Божию, выраженному в Писании, противопоставленные. Однако, на основании чего такое заключение произведено - неизвестно. Обязаны ли мы принимать это заключение? Очень ситуация напоминает диалог исцеленного Иисусом человека с иудеями (Ин, 9:15-34): мы знаем, что с Моисеем говорил Бог, а кто говорит здесь - не знаем. А факт произведенного чуда игнорируется (а в случае с "Хижиной" чудо исцеления, исцеления души героя, куда большее, чем очищение от проказы, автором претензий игнорируется аналогичным образом).
Но - будем педантами, посмотрим, какие именно библейские истины и как обсуждаются на указанных страницах.
В тексте мы вообще не найдем каких-то цитат из Писания, справедливость которых так или иначе бы обсуждалась на словах. Так что придется пытаться извлечь эти истины из контекста.
Пожалуй, первое - явление Божие в столь необычном виде ("большая черная женщина с сомнительным чувством юмора" - стр. 107). Сама по себе подобная теофания для читавшего Ветхий Завет не должна быть удивительной - вспомним хотя бы неопалимую купину или борьбу Иакова ночью. Бог волен, исходя из собственных (думаю, наиболее правильных) представлений о целесообразности той или иной формы Своего откровения, поступать, не сообразовываясь с тем, что может ожидать человек, и Он нередко поступает именно так. Видимо (и на это указывается в "Хижине") в данном случае наиболее пригодна для поставленных целей именно такое богоявление. "Кто познал ум Господень? И кто был советником Ему?".
Затем следует обсуждение того, что слушает Папа ("стиль Вест-кост джюс. Группа "Диатрайб", альбом "Путешествия души") вряд ли можно отнести к каким-либо прямо библейским истинам. Очевидно, что это образ - образ внимания Божия, заботы Божией о нас. Папа говорит об этой музыке нечто странное для героя: "Вообще никакой религии", что последнего удивляет. Может именно это и не понравилось Гайслеру? Однако на это дается очень библейское разъяснение: "Тебе не стоит решать за Меня. Я слушаю все, и не только саму музыку, но и биение сердца за ней" (стр. 109). Параллели из Писания: "Дух все проникает, и глубины Божии". "Сыне, дай мне сердце твое".
Далее идет обсуждение того, как герою непросто называть Явившегося Папой (Иисус привел нас к этому, "открыл имя Твое человекам", а личный опыт героя здесь, действительно, противопоставлен таковому именованию. Что ж, показаны причины этого, состояние героя признано несоответствующим должному, значительная часть книги посвящена исправлению этой ситуации. Что здесь противопоставлено библейскому откровению?
Чуть дальше (стр. 114) герой, все еще не могущий прийти в себя от необычности происходящего, задает вопрос, характеризующий то, чему его учили в той самой пресловутой семинарии: "Почему делается такой упор на том, что Ты - Отец? Вроде бы считается, что именно в этом образе Ты являлась чаще всего..." Можно, конечно, различно толковать библейские теофании, однако явлений, которые можно было бы называть "явлением в образе Отца" я за исключением Крещения Господня, Преображения и ответа на молитву Иисуса ("И прославил, и еще прославлю") что-то не могу вспомнить. Да еще и чтобы таких теофаний было больше всего? Как-то мне не слишком традиционным кажется вариант христианства, к которому принадлежит герой. Не здесь ли увидел Гайслер противопоставление библейских истин личному опыту героя? Однако, я бы не торопился отождествлять это "вроде бы считается..." с тем, что в действительности говорится в Библии.
На стр. 114-115 - обсуждение вопроса о человеческой свободе. И решается эта проблема вполне по библейски: "Только Я могу освободить тебя Макензи, но свободу нельзя навязать силой" ("где Дух Господень, там свобода"). И чуть далее: "Истина должна тебя освободить, и у Истины есть имя. Он там, в мастерской, весь в опилках. Все это в нем" (речь об Иисусе). Что здесь не библейского? Практически, дословная цитата: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными".
Следующая тема вынесена Гайслером в отдельный вопрос, поэтому она будет обсуждена ниже.
Дальше - откровение от Папы: "Я не, что ты думаешь, Макензи". Есть ли в этом нечто антибиблейское? "Мои мысли - не ваши мысли, -говорит Господь, - Мои пути - не ваши пути".
Далее - беседа о природе человека, созданного для любви, для жизни в Боге ("В самый эпицентр Моей любви!"), об уклонении от человека от этого пути (между делом - великолепная аллюзия на Синайское откровение: "Я Бог. Я тот, кто Я есть"), о невозможности существу тварной природы понять природу Творца и о желании последнего, чтобы такое познание все же происходило (стр. 118-120). Библейские параллели: "Я есмь Сущий"; "Бог во свете неприступном живет"; "Милости хочу, а не жертвы, и боговедения более, нежели всесожжений" (Ос, 6:6). Боговедение же - не сумма знаний о Боге, пусть и полученных в семинарии или почерпнутых из Библии, но опытное знание Самого Бога.
Ниже: "По природе я совершенно бесконечна и лишена ограничений. Я всегда сознаю все в полноте. Я живу в состоянии безграничного удовлетворения, и это нормальный способ Моего существования" (стр. 120). Что антибиблейского здесь? (цитаты из Писания уже просто лень искать).
Дальше идут темы цели творения, грехопадения, боговоплощения, соединения двух природ в Иисусе (просто краткий курс догматики!). Есть необычная мысль (я ее еще не обдумал до конца, но интуитивно она мне очень нравится): чудеса Христовы доказывают не то, что Он был Богом, а то "Иисус - настоящий человек ... Он никогда не прибегал к Своей божественной природе, чтобы сотворить что-то" (стр. 121). Подробности переписывать не буду :), хотя объяснение дано, и оно, как кажется, сочетается с другими областями догматики. Впрочем, здесь еще есть, над чем подумать.
Еще там обсуждается тема ограниченности/неограниченности Бога при воплощении, троичность и единичность Божия и влияние этого на творение, завершающееся очевидной аллюзией на знаменитое "Бог есть любовь", необходимость веры для богообщения. Ничего антибиблейского на этих страницах я не заметил, эту претензию тоже считаем ничтожной, не основанной на тексте книги. Может быть Гайслер считает, что в жанре христианской беллетристики Бог должен говорить цитатами из Писания? Если так, то Нарния Льюиса - ни разу не христианское произведение.
<...>
В конечном счете, он (Янг)использует собственный опыт для толкования Библии, а не Библию для толкования собственного опыта.
Это интересная мысль, и сперва кажется, против нее трудно что-то возразить. Однако здесь есть некая тонкость. Не секрет, что вариантов понимания библейского текста множество. Какие-нибудь несчастные иеговисты тоже уверены, что уж лучше них Библию никто не изучил и не понимает. А посему приведенная фраза должна бы звучать на самом деле так: "Янг использует собственный опыт для толкования Библии, а не принятое в нашей конфессии понимание Библии для толкования собственного опыта". Где же критерий правильности понимания библейского текста? В самом Писании он не дан, однако значит ли это, что все толкования равно справедливы? Отнюдь. Дадим такой ответ: если "все Писание богодухновенно" (ап. Павел), то только Дух Божий (основной автор библейского текста) и может дать нам критерий понимания истинности того или иного толкования. Тем самым мы приходим опять к первичности опыта богообщения перед библейским текстом. Гайслер же, похоже, хочет ограничить Бога отражением Его прошлых проявлений в тварном мире. Бедняга.
И это приводит его к отрицанию основополагающего учения протестантизма. Ну, это в комментарии, думаю, даже и не нуждается. Что нам до учения протестантизма, пусть и основополагающего? У нас в основании положен краеугольный камень, Христос, а не какое-то, пусть и самое замечательное учение.
Проблема №3: отрицание принципа Sola Scriptura
Автор «Хижины» не признает за Библией право быть единственным мерилом в вопросах веры и жизни. Вместо того, чтобы найти Библию у алтаря маленькой ветхой сельской церквушки и найти утешение и совет в Божьем Слове (что-то подобное Иову его друзья советовали, помнится), главный герой книги получает указание отправиться в пустую хижину без всякой Библии, чтобы внебиблейские голоса объяснили ему, как пережить произошедшую с ним трагедию. Данное рассуждение прекрасно обнажает всю духовную немощь протестантизма. На память приходит одна из серий "Смешариков", посвященная тому, как Пин изобрел телеграф. Помните патетический возглас Карыча в конце? "Вместо того, чтобы сидеть дома и читать сообщения, нам опять придется ходить друг ко другу в гости, видеть глаза и улыбки собеседника! Как мы это переживем?" Смешарики (и Янг) делают правильный выбор, а вот Гайслер...
Автор «Хижины» отвергает все, чему его «учили в семинарии» — «что Бог прекратил общение с современными людьми и предпочитает, чтобы они только следовали букве Писания… Глас Господень редуцировался до бумаги… Вроде бы непосредственное общение с Богом было чем-то истинным лишь для древних неискушенных людей… Никто не искал вестей от Бога в почтовом ящике, только в книге» (c. 78). Судя по всему, Гайслер согласен с тем, что это так и должно быть, этому учат в их семинариях? Бедняга...
Между тем, Библия ясно говорит, что «Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим. 3:16-17). Действительно, мы находим утешение не во внебиблейских откровениях, оно даруется нам через «все, что писано было прежде», чтобы мы «терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15:4). Вот ведь только незадача какая - приведенные слова Павла о Писании говорят исключительно о Ветхом Завете. Писания Нового Завета для того времени (в том числе и сами приведенные слова) были именно что "внебиблейскими голосами". И если мы распространяем на них понятие богодухновенности, допуская тем самым, что откровение может подаваться и иным, помимо Писания способом (впоследствии этот способ может быть и отражен на письме), то отвержение книги Янга (если ее и следует отвергнуть) должно происходить на каком-то ином основании. Данное же - не катит. Гайслер предлагает, образно говоря, Анании в Дамаске, когда Господь обратился к нему (Деян, 9:10), вместо того, чтобы идти и завершить обращение Савла его исцелением сидеть и утешаться какими-нить словами, например, Исаии. А отроку Самуилу, когда его звал Господь ночью, срочно бежать утешаться Второзаконием. Ну и прочее. Смешно, да. Ну и потом, "полезно" у Павла (2 Тим,3:16) вовсе не синоним "единственно допустимо".
Короче говоря, Библия достаточна для веры и жизни. Чтобы вести христианскую жизнь, мы не нуждаемся ни в какой новой истине извне Библии. Новая ли здесь истина по сравнению с библейской? Пока Гайслер этого не показал. Если это действительно так, то он прав, это откровение принимать не следует. Однако почему-то кажется, что акцент в последней фразе не столько на новизне, сколько на "извне Библии". Или я не прав? У Гайслера получается, что Бог более не может открывать Себя ничем иным, как только текстом Писания. Где в Писании об этом сказано, простите? Приведенные цитаты из Павла этого не утверждают. Эх, бедный
Но, конечно, это не означает, что Бог не может, когда это нужно, с помощью различных событий, в том числе трагических, приводить нам на память библейские принципы. Он может, и Он это делает. Но эти переживания не приносят с собой никаких новых откровений. Рассуждения в на тему, что Бог может, а чего нет, выглядят смешно и жалко. А как же насчет "все возможно Богу"?
Второй раз звучит обвинение в "новизне" откровения, данного герою Янга. Посмотрим, будет ли какая-то конкретика, пока это только лишь слова.
Это всего лишь возможности, которые Бог использует для того, чтобы еще раз привлечь наше внимание к единственному непогрешимому письменному источнику Его откровения — к Библии, и только к ней одной. Бедный, бедный Смеагорл! Помнится, кстати, был один персонаж в евангельской истории, который активно цитировал Священное Писание, да вот только в ответ услышал: "Отойди от Меня!" (Мф, 4:10)
UPDATE: поскольку возникли недоумения, уточняю: мой текст - синий, разбираемой критической статьи - черный.
